в Калугу означал в политическом отношении разрыв с правительством Шуйского и переход в лагерь царя Димитрия. Иными словами, такая поездка легальным путем вообще исключалась. Но отсюда следует, что, как и во многих других случаях, Буссов, рассказывая о тайном уходе из осажденной Болотниковым Москвы “иноземцев”, предпочел умолчать о том, что среди этих иноземцев находился и он сам, — ибо только этим путем он и мог к моменту осады Калуги воеводами Шуйского оказаться и остаться в этом городе.

Итак, отъезд Буссова из Москвы в Калугу осенью 1606 г. означал его разрыв с лагерем Шуйского и переход в лагерь Болотникова. Любопытно, что эта перемена в политическом положении Буссова немедленно сказывается психологически и отражается стилистически в его Хронике. Так, если еще в рассказе о бегстве “иноземцев” из Москвы к Болотникову об этом говорится как об уходе “к врагу”, т. е. рассказ ведется с позиций сторонника лагеря Шуйского, то уже в описании осады Калуги мы читаем: “Враг безостановочно шел сюда из Москвы и осадил Болотникова”. И дальше: “А между тем не появлялось никакого Димитрия, который освободил бы нас (курсив мой, — М. С.) от осады” (стр. 140—141).

С этого момента начинается вторая половина пребывания Буссова в России — “калужская”, как ее можно было бы назвать по сравнению с первой, “московской”, по той роли, которую в течение этого времени играет Калуга в биографии Буссова, надолго становясь и местом его пребывания и центром тяготения его политических и личных интересов.

Буссов был далеко не единственным немцем-иноземцем, оказавшимся вместе с Болотниковым в осажденной Калуге. Это видно не только из рассмотренного выше эпизода с Гансом Борком. Выразительным показателем перехода некоторой части немцев-наемников от Шуйского к Болотникову может служить сообщаемый Буссовым факт наличия в Туле во время осады там Болотникова Шуйским в 1607 г. 52 немцев (в числе которых находился и старший сын Буссова, Конрад), взятых в плен после падения Тулы и сосланных затем в Сибирь (стр. 142, 147). Наиболее вероятным (хотя бы по нахождению среди них сына Буссова) будем считать, что эти 52 немца находились с Болотниковым еще в Калуге, откуда и перешли с ним в Тулу. Наконец, план посылки Шуйским в Калугу немца Фридриха Фидлера с целью отравить Болотникова исходил из того, что Фидлер будет принят в Калуге, как один из немцев-перебежчиков, что и получилось в действительности. И рассказ Буссова о том, как Фидлер раскрыл Болотникову действительную цель своего появления в Калуге, включает в число участников сцены признания Фидлера всех немцев-перебежчиков, “всех нас” (как выразился Буссов), “присутствовавших при этом” (стр. 143).

В этом переходе немцев-наемников в лагерь Болотникова не следует, конечно, видеть выражение сочувствия или поддержки восставшим крестьянам и холопам[48].

Вернее видеть мотивы перехода немцев-наемников от Шуйского к Болотникову в стремлении их использовать движение Болотникова в своих авантюристических целях. При этом лозунг “царя Димитрия”, под которым шло восстание Болотникова и в котором находила свое выражение крестьянская идея “хорошего царя”, воспринимался этими иностранными авантюристами в плане перспективы восстановления времен правления Лжедимитрия I, оценку которого, именно с позиций “немцев”, Буссов дал (в рассмотренном выше эпизоде) словами Басманова: “Хотя он и не сын царя Ивана Васильевича, все же теперь он наш государь... и лучшего государя на Руси мы никогда не найдем” (стр. 132).

Надо сказать, однако, что в позиции немцев — перебежчиков в лагерь Болотникова — были и различия. В то время как одни из немцев (вроде Ганса Борка), попав к Болотникову, играли там роль лазутчиков и диверсантов Шуйского, другие более тесно связали свою судьбу с восстанием Болотникова и до конца принимали активное участие в вооруженной борьбе войска Болотникова с войсками Шуйского[49].

Буссова следует отнести именно ко второй группе немцев. Основания для такой оценки позиции Буссова дает прежде всего тот факт, что сам Буссов, перейдя к Болотникову осенью 1606 г., так и остался в Калуге вплоть до поражения восстания, причем дважды выдержал осаду Калуги (зима 1606 — весна 1607 г. и осень 1607 г., когда одновременно с осадой в Туле основного ядра войск Болотникова воеводы Шуйского вновь осадили Калугу). О том, что Буссов был в осажденной Калуге, он прямо говорит в своей Хронике, указывая: “... и сам я сидел в осаде” (стр. 145). Еще более активное участие в борьбе на стороне Болотникова принимал сын Буссова, Конрад, о котором Буссов сообщает, что он вместе с Фридрихом Фидлером и 52 немцами “во время осады крепости Тулы... были в ней на стороне Димитрия II” (т. е. Болотникова, — И. С.), был взят Шуйским в плен и затем со всей этой группой немцев “сослан в опалу в Сибирь” (стр. 142). (О нахождении его сына в ссылке в Сибири Буссов говорит и в письме герцогу Брауншвейгскому). Итак, Конрад Буссов-младший, очевидно, участвовал в походе Болотникова из Калуги в Тулу в мае 1607 г. (это можно заключить из того, что в группе немцев наряду с сыном Буссова был и Фридрих Фидлер, бесспорно попавший в Тулу из Калуги), а также, вероятно, и во втором походе Болотникова на Москву, и в предшествующих осаде Шуйским Тулы сражениях на р. Восме (5-7 июня 1607 г.) и на р. Вороньей (12 июня 1607 г.).

Другим основанием для отнесения Буссова к числу своеобразных участников восстания Болотникова может служить доброжелательный и сочувственный характер описания в Хронике Буссова событий восстания Болотникова и особенно отношение Буссова к личности самого Болотникова, которого он рисует мужественным, энергичным вождем, человеком своего слова, способным пожертвовать жизнью за дело, которому он себя посвятил. Такая позиция Буссова превращает его в своего рода историка восстания Болотникова, придавая особую ценность разделам его Хроники, посвященным Болотникову.

Победа Шуйского над Болотниковым застает Буссова в Калуге, и он надолго оседает там — вплоть до отъезда (уже после убийства Лжедимитрия II) в 1611 г. из Калуги под Смоленск, к польскому королю Сигизмунду III, о чем сообщает сам Буссов (стр. 130).

То, что Буссов оказался вне обоих основных политических центров — Москвы и Тушина, поставило его несколько в стороне от главных событий борьбы между Шуйским и Лжедимитрием II. Этим можно объяснить усиление биографических моментов в последней части Хроники Буссова, где очень большое место занимает описание всевозможных приключений и злоключений немцев при Лжедимитрии II, причем среди этих немцев оказывается и сам Буссов.

Буссов отмечает два этапа во взаимоотношениях Лжедимитрия II и немцев: “Сначала Димитрий очень благоволил немцам”, но