— А ты думал, секретная база! — Ефрейтор обрадованно заржал. — Нет. Здесь шизанутых держат. Или с серьезными черепно-мозговыми нарушениями. Осколок в башку прилетит — и привет. Хотя по-разному бывает. Одного привозили, представляешь, насквозь мозги пуля прошла. А он нормальный. Видимо, вполне способен обходиться без этого, — вертухай постучал себе по голове.

— Ты на себе-то не показывай.

— А! Я не суеверный. Точно говорю — судьба у каждого своя. На роду написано — не минуешь. С ранением в голову выживают редко. Это уж как повезет. Физические нарушения не в счет. А у подавляющего большинства наших клиентов винтиков от рождения не хватает. Ерунда, что с аномалиями развития аборт делают.

Выставляется, понял Сашка. Нахватался и перед благодарным слушателем выпендривается.

— Не все определить возможно, — проникновенно сообщил ефрейтор. — Человек с виду правильный, а где-то чего-то не хватает. Тут его по башке и раз! Оно и лезет наружу. Ты людей убивал? Своими руками?

— Да.

— И много?

— Не считал. Много. И что?

— Но ведь не тянет руки мыть беспрерывно? — с торжеством воскликнул ефрейтор. — Психика в порядке. А он бы все одно сорвался. Рано или поздно. Курицу бы зарезал — и сорвался. Чмо.

— Слушай, а ведь некоторые рук мыть не будут. Им проще тебе шею свернуть. Дурь-то разная бывает. Возьмет гвоздик, да в глаз. Ему чужая жизнь — плюнуть и растереть. Что с такими делать?

— Лечат, — поскучнев, объяснил вертухай. — Для буйных свои методы. Таблеточками. Укольчиками. Электрошоком, дубинкой или просто сапогами. Иногда привозят кадров, не понимающих разницы между гражданами нашей страны и басмачами. Вот эти могут. Что там, что здесь. Резать тянет. Для них война не закончилась. Все кругом враги и мечтают их убить. Они долго не живут. Маньяки — это где-то там, в Америке. У нас он слюни через полгода пускать начнет и под себя гадить. И такое бывает. Не часто, но случается. Ты уж не попадайся, — он довольно заржал, — ничего хорошего не будет. Если что — водочкой стресс снимай. Самое милое дело.

— Просветился? — поинтересовалась Галина, когда дверь за ними с лязгом захлопнулась.

— Вы меня специально с собой взяли?

— Случайно совпало. Я после медучилища два года честно оттрубила в здешнем заведении. Насмотрелась. Давно не посещала. А тут такой удачный случай.

— А смысл? — угрюмо спросил Сашка. — Чтобы знал, что ждет впереди?

— Голосов не слышишь, кусаться не тянет? Тогда не волнуйся. Еще станешь маршалом. У него в голове обязана присутствовать пустота.

— Издеваетесь?

— Да нет. Насколько можно судить, все у тебя в полном порядке. Выйдешь нормально. Только сиди тихо и не проявляй агрессивности. Если Татьяна Ивановна официально докладную не настрочила, это еще не значит, что никто не знает. Морды бить за дверью госпиталя начнешь. Не здесь. И к майору нашему проявляй величайшее уважение и послушание. Он такой. Любит на прощанье гадость сделать. Не гоношись. Перетерпи. Недолго осталось. Ты вроде не дурак, думай, что и при ком говоришь.

— Почему? — помедлив, спросил Сашка. Очень ему не понравилась последняя фраза. Слишком четкий намек на стукача. Женька? Десантник?

— Почему я это говорю? Слишком много вас видела. Таких… глупых… Думающих, что после войны им море по колено. Режущих правду-матку. Не задумывающихся о последствиях. Здесь не война. Искренность не в почете. У каждого второго после армии нелады с поведением. Здесь существуют по иным законам. За лишнее слово могут и диагноз впаять. А там не лечат. Кого просто глушат, сажая на таблетки… А те мало того что по мозгам бьют, так еще и побочные последствия нередки… А кого и залечивают. Сплавляют в психушку слишком ершистых и наглых, а выходит… если выходит… уже пришибленный на всю жизнь. Особенно этих касается… Из внутренних. Каратели и есть каратели.

Метров тридцать они прошли молча. Потом он не выдержал:

— А почему просто не рассказать мне про меня? Может, тогда вспомню.

— Во-первых, в медицинском деле — максимум болезни. Наличие кори в детстве очень освежит память?

Он невольно усмехнулся.

— Во-вторых, Пазенко запретил. Где-то он вычитал о необходимости отсутствия оперативного вмешательства. А ты с успехом подтверждаешь данные из статьи. Ведь приходит во сне?

— Отрывки, обрывки…

— Время лечит… А если задуматься… — Сашка молчал, опасаясь спугнуть. — Что касается тебя… Есть такая теория — проявление бессознательного.

— Фрейд.

— Слышал? — не удивилась Галина. — Это не то. Советская наука аргументированно опровергла положения буржуазного, да еще и жившего в начале прошлого века, человека…

Сашке очень захотелось продолжить в том же духе: советская наука, вооруженная самой передовой марксистско-ленинской теорией, с успехом доказала возможность стрелять без патронов из правильного советского пулемета. Не стоило прерывать, особенно в свете предыдущего предупреждения. Ирония сейчас не к месту.

Галина посмотрела на него внимательно и усмехнулась. Похоже, догадалась о мыслях.

— Неосознанное включает в себя и автоматические действия. Рефлекс, заставляющий тебя прятаться при визге снаряда или орать «Так точно!». Поведенческие стереотипы, действующие автоматически, без осознания. Короче, это долго объяснять, и три четверти я успела забыть со времени экзамена. Вряд ли смогу все подробности точно изложить, и терминологию придется объяснять. Очень упрощая — ты просто не хочешь вспоминать. Ну, решил и щелкнул выключателем, бессознательно. Он, твой разум, принял постановление дать пожить тебе спокойно и временно избавил от лишних впечатлений.

— М-да… — озадаченно произнес Сашка. — Временно или может не вернуться? Или не все?

— А на этот вопрос тебе никто не даст ответа. Завтра, через неделю, никогда. Немного, половина или все. Поверь мне, бывает много хуже. А тебе недостаток мешать жить не станет. Если не примешься рассказывать всем направо и налево. Может, там, позади, ничего хорошего и не было? Извини, если неприятно прозвучит, но, может, и к лучшему. Я вот с удовольствием отдала бы кой-какие неприятные воспоминания. Не всем так везет…

«Неважный мир Господь для нас скропал…»[6]— знакомо зазвучало у Сашки в голове.

Он невольно поежился. Не слишком положительные ассоциации.

— Есть у меня один знакомый по этой части, — сказала Галина. — Хотел диссертацию написать на реальном материале. Зарезали. Заподозрили фигу в кармане и намеки…

Она знакомо усмехнулась.

— В сорок первом году призвали в рейхе в полицейский батальон. Людям было не меньше тридцати и немногим больше сорока. Те, кто по возрасту и состоянию здоровья не мог в действующую армию. Грести всех подряд стали позднее. Так вот, по социальному составу они были в большинстве рабочие из Гамбурга, мелкие служащие и лавочники. Крестьян самый минимум. Практически все выросли не при Гитлере и не при нем ходили в школу. Пламенные нацисты если и были, то не много. Никаких эсэсовцев и штурмовиков. Обычные взрослые мужики. Пять сотен человек.