Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роман «Оливия Киттеридж», получивший Пулитцеровскую премию, – пример замечательный и простой. Тема романа – как мы переносим лишения, а автор Элизабет Страут (как она как-то обмолвилась) надеется на то, что ее читатели «будут трепетать от осознания, насколько человек может быть вынослив»{32}. В следующем отрывке ничем не примечательные события вызывают изумительное воспоминание, поскольку отрывок описывает универсалию, которую, рискну предположить, испытывал каждый, но не у каждого находились слова, чтобы ее выразить.
«О господи, как она радовалась, что так и не бросила Генри! У нее никогда не было друга такого преданного, такого доброго, как ее муж.
И все же, стоя позади сына в ожидании, пока переключится светофор, она вспомнила, что, несмотря на все это, бывали в ее жизни моменты, когда она ощущала свое одиночество так глубоко, что как-то раз, не так уж много лет назад, когда ей пломбировали зуб и зубной врач осторожно повернул ее подбородок своими мягкими пальцами, она невыносимо остро ощутила это прикосновение как нежную ласку и проглотила стон томления, и слезы навернулись ей на глаза»[1].
Это очень необычное воспоминание – быстрое будничное прикосновение зубного врача – открывает непередаваемое ощущение экзистенциального одиночества, оно настолько осязаемо, будто бы это произошло с нами; потому что, как мы увидим в главе 4, если что-то происходит в нашем мозге, это происходит с нами.
Просеивая события через тему лишений и человеческой выносливости, Страут могла бы вытащить любое другое событие из жизни Оливии и дать нам взглянуть на мир ее глазами, и одновременно намекнуть, какова расплата за человеческое существование.
Тема не только одна из самых могущественных составляющих вашей истории, но также и одна из самых незаметных. В приведенном абзаце из романа Страут темы не видно, не так ли? Она не описана, не упомянута, но все же она есть. Это как интонация, которая порой говорит больше, чем сами слова. Зачастую интонация опровергает смысл слов – это подтвердит любой, у кого хоть раз были долгие отношения.
Интонация в истории отражает то, как вы видите своих героев, и помогает определить мир, в который вы их поместили. Интонация – это то, как изложена тема; она, подобно саундтреку к фильму, предоставляет читателям призму, сквозь которую они должны увидеть историю. Это еще один способ настроить фокус, выделить те вещи, которые нужно знать читателю.
Например, в рыцарском романе интонация подсказывает, что, даже если что-то пойдет не так, ничего по-настоящему страшного не случится, поэтому можно расслабленно погрузиться в историю – ведь любовь не только может спасти мир, она действительно его спасет. В то же время в романе «Перед тем, как он ее застрелил» с первого же предложения интонация подразумевает совсем другое развитие, хотя прямо нам об этом не говорят. Интонация принадлежит автору, а настроение – читателю.
Другими словами, тема порождает интонацию, которая создает у читателя настроение. Настроение определяет, что читатель считает в вашем мире возможным, а что нет, и это возвращает нас к цели истории, которая должна быть отражена в теме; и отражена здесь ключевое слово. Потому что цель, как и тема, крайне необходима, но никогда не ставится открыто; она всегда подразумевается. Фильмы и книги, которые выдвигают на первое место тему, а историю – на второе, нарушают главное (и печально недооцененное, как мы увидим в главе 7) правило писателя: «показывай, а не рассказывай». Это история должна показать нам тему, а не тема – рассказать историю, к тому же тема – слабый рассказчик, и, предоставленная сама себе, она старается внушить нам, что думать, вместо того чтобы предоставить нам данные и дать возможность составить собственное мнение. Если тему не сдерживать, она превратится в громилу-всезнайку. А ведь никому не нравится, когда ему говорят, что делать, – реверсивная психология отлично работает. Значит, чем больше эмоций вы вкладываете, когда ставите цель, тем больше вы должны доверять их выражение своей истории. Как сказал Ивлин Во: «В любой литературе присутствуют нормы морали и критика, и чем неопределеннее они выражены, тем лучше»{33}.
Вы когда-нибудь ходили в книжный магазин, размышляя: «Больше всего мне хочется книгу о выживании, где экстремальные условия кому-то помогают проявить находчивость, а кому-то нет»?{34} Или: «О, не могу дождаться, когда свернусь калачиком с книжкой, которая проводит параллель между изъянами в нашем обществе и изъянами человеческой природы»?{35} Или: «Я как раз в настроении для той книги про Латинскую Америку»?{36} Не думаю. При этом вы не откажетесь от «Унесенных ветром», «Повелителя мух» или «Ста лет одиночества», темы которых их авторы так и описали.
Но постойте, разве в этих книгах содержится всего по одной теме? Может быть. В действительности любой поисковик в интернете выдаст для любого издания мириады предполагаемых тем, которые поразят, если не разозлят его автора. Но в большинстве случаев все это второстепенные темы. Мы же говорим о главной теме – той, которую выбрали вы, автор, а не о той, которую вам навязали ученые, чтобы аспиранты могли вести бесконечные дебаты на маленьких, очень серьезных литературных семинарах.
Для понимания того, как лучше использовать фокус, чтобы показать, о чем книга, – то есть каким образом создать ориентир, с помощью которого можно отсеять всю ненужную информацию, – давайте посмотрим на самую доступную в этом отношении книгу из всех упомянутых ранее – «Унесенные ветром». Когда-то этот роман опустили до унылой халтурной мелодрамы, до обыкновенной массовой литературы. Тем не менее никто не отрицает мощь ее очарования, заставляющую перелистывать страницу за страницей. Но вот что удивительно: в 1937 г. книга получила Пулитцеровскую премию. Она была бестселлером, пока в 1966-м ее не превзошла по продажам «Долина кукол», которую комиссия Пулитцеровской премии почему-то не отметила.
Для начала давайте разберемся, какая у «Унесенных ветром» тема. Для этого посмотрим на интервью, которое автор романа Маргарет Митчелл дала издательству в 1936 г.: