было сделано, насколько бы не был удачлив весь этот момент. Чтобы не упасть от бессилия на кабана, юноша упёрся об него руками, и тут животное начало визжать пуще прежнего. Его заживо пожирал ужас, а боль от удара разносилась по всему телу.

— Я смог! Я наконец-то смог сделать то, к чему так долго готовился! — Вольфганг задыхаясь выговаривал эти слова, проглатывая их и захлёбываясь собственными слюнями, будучи в возбуждённом состоянии.

Генрих был напуган, он впервые смог увидеть Вольфа таким. Это выглядело так, будто рядом с ним стоял не его старый друг, а совершенно незнакомый ему человек, с неизвестным мышлением и намерениями. Они оба были в растерянности. Генрих мог бы поговорить со своим другом, отвлечь его, помочь ему, но он не знал, как на это отреагирует сам Вольфганг, особенно в таком странном состоянии. Теперь жертвой, мог оказаться и сам Генрих.

Вольфганг протянул руку к ножу, который всё ещё торчал из спины животного. Рана, что он оставил, кровоточила и смачивала шерсть и траву вокруг поверженного кабана. Рука юноши медленно продвигалась по туше, осторожно поглаживая грязную и твёрдую шерсть; она плавно направлялась от неприятно теплого живота к пояснице. Почувствовав на ощупь деревянную ручку, Вольфганг схватил её и сильно сжал. Быстрым движением он попробовал вытащить нож из зверя. Он тянул его вверх, влево, вправо, но нож не выходил из костей. Каждая попытка высвободить оружие разносилось новой волной мучительных воплей. Сильнее напрягаясь и пытаясь вытащить нож, Вольф обломил его лезвие и, отлетев в сторону, упал на спину. Он лежал на земле, смотря в небо, и держал в руках то, что осталось от его оружия. Смола с деревянной ручки облепила всю ладонь, смешиваясь со свежей кровью. Вольф поднялся и попытался выкинуть ручку, но она не хотела покидать руку своего создателя; она оставалась с ним до тех пор, пока её не оторвали с силой, при этом лишившись нескольких слоёв кожи.

Этот нож с самого начала не понравился Генриху, он выглядел очень хрупким. В этом он не ошибся — эта поломка была лишь вопросом времени.

Вольфганг стоя на трясущихся ногах и пристально смотрел на свою жертву. Он думал только о том, как ему завершить дело. Сейчас у него нет оружия, а он стоит слишком близко к финалу, и просто не мог повернуть назад. Он и не посмеет повернуть! Конец должен состояться!

Генрих молча с осторожностью наблюдал за Вольфом и видел, как он отходит в сторону, наклоняется к земле и берёт в руки большой покрытый мхом камень. Проверяя его на вес, охотник медленно начал возвращаться к своей жертве. Юноша остановился перед ней и посмотрел в эти глаза, похожие на две кротовые норы, внутри которых ещё можно было найти жизнь. Визг невыносимых страданий, слёзы, умоляющий взгляд и угасающие попытки цепляться за жизнь; в тот момент это всё так сильно действовало на уязвимую психику! Вольфганг поднял камень над своей головой и, пытаясь перекричать вопль животного, резко опустил своё орудие. Первый удар прошел мимо заданного курса, или же Вольфганг сам не знал, куда надо было бить. Он ударил кабана в клык из-за чего раздался омерзительный треск, а за ним еще более отчаянный визг. Этот удар вызвал у кабана смещение зуба из-за чего изо рта начала активно вытекать кровь.

Следующий удар уже пришелся на глаз, и это была завершающая нота этого адского театра полного криков и воплей. Эта музыка прекратилась. Оставались только монотонные удары камня по рылу. Они звучали, как удары крепкой палки по дряхлому дереву. Можно было слышать, как отлетают кусочки коры, как разлетается и трескается сама палка. Каждый следующий удар превращал рыло в кашу из костей, зубов, мяса и глаз. Всю эту ужасную картину разбавляла алая кровь, что находилась везде, где только можно. Она полностью испачкала камень, превратив некогда тёмно-зелёный мох в багровый мех, будто сказочного зверя. Кровь брызгала кругом и попадала на одежду и лицо Вольфа, и тем более испачкала Генриха. Эти капли крови медленно стекали со лба, оставляя остывающий красный след.

Генрих стоял в полном оцепенении, теперь он сам был жертвой животного страха; ужас сковал его по рукам и ногам. Он хотел бежать от опасности, как убегает слабое животное от смертельного хищника, но не мог даже дёрнуть пальцем. Он только мог смотреть на то, как Вольфганг продолжает наносить удар за ударом, углубляясь в опьяняющий экстаз, и где-то рядом в густой траве лежала одинокая, обломанная ручка знакомого ножа.

Этот нож с самого начала не понравился Генриху, он выглядел очень хрупким. В этом он не ошибся — эта поломка была лишь вопросом времени…

Ребята были полностью измазаны в крови: она была на голове, ногах, руках и одежде. В таком виде они не могли возвращаться домой, так как из-за этого начались бы неудобные вопросы, на которые пришлось бы дать ещё более неудобные ответы. Проскакивала мысль с просьбой всё забыть, и никогда больше не вспоминать этот кошмар. Если кто-то и узнает, то лучше будет сознаться, чем выглядеть в чьих-то глазах, как псих и убийца. Псих и убийца, именно так сейчас и выглядел Вольфганг, который шел бок о бок со своим другом. Они шли в сторону реки, и им пришлось сделать большой крюк и возвращаться домой другими путями, что только увеличило расстояние их путешествия. Молчание повисло в воздухе между друзьями. Оно одновременно напрягало и успокаивало их, ведь оно звучало лучше, чем хруст костей и разрывающегося мяса. Но также было страшно оставлять Вольфганга наедине с его собственными мыслями. О чём он думает? что он чувствует? Генрих вспомнил ужасный взгляд Вольфа и его схватила легкая дрожь.

Уже на берегу реки они стояли, умывались и смывали водой и травой кровь с одежды; местами пытаясь засыпать её грязью, чтобы сильнее закрыть особо заметные пятна. Отмывали лица, руки, смотрели на отражение на наличие других пятен. И в те моменты, когда они оба восстанавливались после случившегося, прозвучала первая фраза за последние два часа кладбищенского молчания.

— Спасибо, — тихо сказал Генрих, смотря на своё отражение в воде. Там он выглядел, как мертвец — бледный, с красными заплаканными глазами. Он никогда так не выглядел, и надеялся, что больше никогда не будет. — Я мог пострадать там и, если бы не ты, я бы тут не находился. — Генрих поднял взгляд на Вольфа, который осматривал свои руки, на которых оставались куски прилипшей шерсти. Оба они были покрыты ссадинами