Ракетница оказалась, по-видимому, самодеятельной, из тех, какими особенно феерические граждане поддерживают новогодний салют. Оглушительно хлопнуло по ушам, в горячем воздухе мигнула вспышка, а затем сверху посыпались, кружась, вполне материальные пожароопасные искры. Одна из них пропалила блузку на плече, обожгла кожу, и Эва вскрикнула, а цивил…

— У вас всё?

— Всё, — пролепетала Андреева. Отличница, золотая медаль… для чистой функции это не аргумент. Отвечала она средненько, на восемь-девять. Но, пожалуй, пару дополнительных вопросов заслужила:

— Когда и где состоялась премьера спектакля по пьесе Леонида Ланового «Порох»?

Девочка прикрыла глаза под очками и, будто читая с невидимого листа, отрапортовала:

— Двадцать пятого июня двенадцатого года. В театре Современной драмы.

— Правильно. А как вы считаете, почему герой пьесы предал свою невесту?

— Потому что… — Она сглотнула. Сняла очки, сразу став еще некрасивее, потом снова их надела; за стеклами, словно дождь, собирались слезы. — Он ее… мне кажется…

— Вы не читали, — подытожила Эва. — А в учебнике этого нет. Восемь баллов. Можете быть свободны.

Отличница всхлипнула, рывком вскочила, метнулась за вещами — на пол с грохотом свалились и ее сумка, и хрестоматия из-под парты соседа, — и уже в дверях впечаталась длинным носом в декольте директрисы. Почуяв свободу, с последней парты, произведя не меньший, чем Андреева, грохот, сорвался физик Лимберг; напрасно, его явно не собирались так просто отпускать. Директриса держала паузу. Под ее взглядом чиновница из гороно никак не решалась перевернуть страницу.

Наверное, всё это было смешно. Эва опустила глаза на список:

— Евстратова, тяните билет. Васильченко, я вас слушаю.

— Перерыв! — вклинился зычный голос директрисы. — Экзамен будет продолжен в четырнадцать ноль-ноль. Зайдите ко мне, Ева Николаевна.

Класс тихо, без энтузиазма повставал с мест. Эва пожала плечами и закрыла журнал. Функция прервана, только и всего.

В коридоре она столкнулась с Лимбергом. Физик прогуливался вдоль стены, почитывая цитаты великих на дощатых планшетах. Действительно, чем не достойное занятие. Притормозила — не из сочувствия, просто чтобы оттянуть визит к директрисе. Беззвучные тени учеников скользили мимо, стараясь по возможности слиться с интерьером; первый взрыв возмущения донесся снизу мгновением позже, будто далекий гром вдогонку уже погасшей в небе вспышке.

— Зря вы так, Ева Николаевна, — бросил Лимберг, конспиративно задрав голову к планшету.

— Что — зря?

— Устроили разгром. Катя Андреева идет на золотую медаль, вы же знаете. Кроме того, я уверен, что она читала пьесу, просто вы своим вопросом поставили девочку в тупик. Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем вам это понадобилось?

Забавный получается разговор, констатировала Эва без намека на внутреннюю улыбку. Самое смешное, что Лимберг однозначно пишет в уме его стенограмму. И цель у него, конечно, самая благородная: разобраться, понять, помочь. Все вокруг словно сговорились ей помогать!..

…настоял, что ожог надо смазать мазью, предусмотренной для подобных случаев личной аптечкой сотрудника цивильных спецслужб. Аптечка находилась в кабинете, том же самом — или точно таком же, — где Эва была в прошлый раз, и в позапрошлый, и так далее. Дракон, семейное фото, компьютер, почему-то развернутый монитором на три четверти к двери. Хотя, впрочем, понятно, с какой целью. Чтобы сразу. Наповал.

— Извините, — довольно убедительно смутился цивил, возвращая монитор в исходное положение. — Перед церемонией я как раз занимался… Мы заблокировали сигнал их сервера, ведутся переговоры. Можете не волноваться, кроме нас с вами, этих фотографий пока никто не видел.

«Пока» у него вышло профессионально, почти без нажима. И времени ей дали ровно столько, сколько нужно. Дабы успела узнать и ужаснуться, но не особенно разглядела детали, вряд ли столь пикантные, как того требует классика жанра. Далее подразумевалась внятная душеспасительная беседа, каковая, разумеется, и воспоследовала. Скучная, словно похоронный штатский костюм.

Вот тут-то Эве и сделалось всё равно. Женщина стала функцией. На тот момент — аналитической функцией, размышляющей, как такое возможно. Технически.

С фотографиями проще всего: на вооружении цивилов наверняка имеется любая оптика. Действительно ли они размещены в реально существующем интернет-издании? Она тогда скользнула взглядом по шапке сайта бездумно, не прочитав, — да какая разница. Подбить же стаю десятиклассников не идти на день рождения к училке тем более проще простого. И, наверное, совсем нетрудно соответствующим образом проинструктировать отдельно взятого мальчика пятнадцати лет…

Но неужели они срежиссировали даже искру от салюта?

* * *

Дылда рыдала отчаянно и молча, не снимая очков: из-под оправы с запотевшими стеклами блестели мокрые щеки и шмыгал малиновый нос. Смотреть на нее было жалко. Даже Открывачке.

— Не реви, — миролюбиво сказал он, возлагая пятерню на ее плечо; естественно, с высоты парапета. — До осени возьмут нормальную литераторшу. И причапаем толпой типа пересдавать: ты, я, Бейсик…

Дылду передернуло — то ли от прикосновения, то ли от предложенного синонимического ряда; так или иначе, Открывачка потерял равновесие, чуть не полетел с парапета на газон и выматерился, помянув Дылду уже в одном ряду с училкой, писателем Антоколовским и прочими классовыми врагами. Затем уселся поудобнее, подвинув Воробья, и закурил что-то самокрутное, мерзкое. Впрочем, тут, на свежем воздухе, почти не чувствовалось.

— Расслабьтесь, — сообщил Бейсик. — Пересдадим уже сегодня. Еве кое-что популярно объяснят, приведут некоторые соображения, и… — Он многозначительно хихикнул. — А кое-кому и без того светит гарантированное двенадцать.

Дылда подняла зареванные глаза. Без очков — очки она протирала носовым платком. Высморкалась туда же, несколько раз моргнула и снова их надела.

Бейсик молчал, обернувшись к дверям школы. До них отсюда было самое малое шагов десять, но интуиция никогда его не подводила.

Двери отворились медленно, артистично, и в проеме показалась Марисабель. Плавно, никуда не торопясь и никого не замечая, поплыла вниз по ступенькам; эротизм ее движений напрочь перечеркивал и клетчатую юбку ниже колен, и косичку за спиной, и полное отсутствие косметики. Бейсик присвистнул. Воробей и Открывачка заерзали на парапете. Дылда чихнула.

— Вот западло, — бросила Марисабель, поравнявшись с группой. — Если б знала, пошла бы первая отвечать. А теперь торчи тут до двух… Как будто у меня своих дел нет.

— Ты шо? — не понял Лысый. — Она же всех валила!

— Плевать, — отозвалась Марисабель.

Загадочности в ее тоне было не меньше, чем у Бейсика, а неотразимости гораздо больше. Навстречу длинной сигарете, извлеченной из скромного портфельчика, защелкали зажигалки. Дылда поморщилась, но всхлипывать перестала.