Дуся, в общем, не была голой.

Она была в штанах и спортивной майке с такими длинными лямками, что из-под майки этой все время вылезала то одна, то другая грудь. Сердце застучало у Артема в висках, уши заложило, и он сумел только выдавить из себя:

– Это ты так болеешь?

– Отстань. Ты Маккенну читал?

– Не читал, – сознался Артем, смотревший только фильм «Золото Маккенны».

– Надо правительство выбирать в школе, – сказала вдруг Дуся.

– Зачем? – автоматически спросил Артем, у которого в голове звенело и который уже заранее был на все согласен.

Дуся стала объяснять, зачем в школе правительство из учеников. Показывала книжки Маккенны и Раджнеша, фотографии Че Гевары и двух каких-то героических цыганок-лесбиянок, изгнанных из табора за однополую любовь и живущих в полуразрушенном сквоте на Таганке. Короче, через пару часов Артем был четыре раза поцелован в губы и совершенно убежден, что невозможно продолжать учиться в школе без правительства из учеников.

Через пару недель Сережа Космачев завел роман с Дусиной подружкой, крохотной Оксаной, незаметно как-то перешедшей в их класс вслед за Дусей. И выучил наизусть стихотворение Джона Донна и два рэпа Ракима. И получил три пятерки по английскому подряд. Учительницу литературы заставили разобрать на уроке книгу Пелевина «Чапаев и Пустота». Дуся написала Дегтю петицию о том, что в школе должно быть правительство. И половина школы под этой петицией подписалась. И Деготь назначил выборы школьного правительства из учеников, через месяц. А Дуся вытребовала, чтобы президент и премьер-министр школы имели право голоса на педсоветах. И Деготь согласился. Стены на первом этаже как-то сами собой покрылись граффити школьно-политического содержания. И Деготь сначала велел эту мазню стереть, а потом признал, что граффити – современное искусство.

И тут Дуся стала вдруг говорить, что выборы будут фальсифицированы.

И предлагала заранее, еще до выборов, назваться «правительством в изгнании».

Артем, Сашка Козлов и Сережа Космачев были уверены, что если выборы пройдут честно, то выберут именно их, и много говорили об этом, запершись после уроков в химическом кабинете. Учительница химии, молоденькая тихая Нина Ивановна, была их соратницей. Дуся говорила, что химичке можно доверять. Химичка считала, что никто их не собирается обманывать, но надо смириться, если президентом выберут, например, не Дусю, а премьер-министром не Артема.

– Стало быть, вы уже знаете, что нас не выберут? – волновался Артем.

– Нет, я просто говорю, что могут не выбрать. Вы же хотите демократии и должны подчиняться воле большинства.

– Большинство, – скалилась Дуся, – это, Нина Ивановна, бараны. И вы сами это видите каждый раз, когда открываете журнал. Большинство даже не может выучить валентность фтора, а вы почему-то считаете, что эти идиоты имеют право голосовать.

Дусю явно веселил собственный цинизм. Однажды она сказала, что если выборы будут фальсифицированы, то «правительство в изгнании» украдет из химического кабинета реактивы, заминирует всю школу, возьмет Дегтя в заложники и придет к власти.

– Чем же ты собираешься минировать? – улыбнулась химичка.

А Дуся в ответ быстро рассказала ей шестнадцать способов приготовить взрывчатку из школьных химических реактивов.

– Ну уж нет, – перебила химичка, заметно бледнея и вытирая со лба крошечные капельки пота, – это не получится.

– Без селитры, конечно, не получится, – парировала Дуся, – но достать ее не проблема.

Когда в день выборов Артем пришел в школу, школа была оцеплена милицией. Внутрь никого не пускали. Сашка Козлов объяснил, что накануне Деготь получил напечатанное на компьютере анонимное письмо о том, что в школе в день выборов готовится терракт.

– Неужели Нина поверила в Дусины угрозы? И на нас настучала? – удивился Артем.

Никаких бомб в школе, конечно, не нашли.

На следующий день была химия. Артем вошел в класс, на доске крупно было написано: «Нина – стукачка!!!» Урока не было.

На перемене Артем увидел, как быстрыми шагами по коридору к выходу идет химичка. За ней бежал Деготь, комкал в кулаке свою православную бороду и причитал:

– Ниночка, ради всего святого, не надо делать глупостей.

– Афанасий Иванович, – химичка остановилась, – когда я была маленькой девочкой, мой отец, кадровый офицер, сказал мне, что заявлений об уходе должно быть столько же, сколько уходов. Все дети считают меня доносчицей. Я подала вам заявление об уходе. Вы меня не удержите.

Сашка Козлов дернул Артема за рукав и прошептал:

– Это Дуся написала письмо. Дусин отец закрутил с нашей Ниной роман. А Дуськина мать – в больнице. Говорят, у нее рак.

– Что ты несешь?! – огрызнулся Артем.

А Сашка пожал плечами:

– Я знаю. Я сам печатал это письмо. А Дуся диктовала.

Я всегда делаю все, что говорит Дуся.

Тот знаменательный день, когда Федор бросил пить, помнят все, особенно Настя. Настя в тот день была влюблена в Николая, а у Николая были именины и постоянная девушка Света с кольцом в пупке. День рождения проходил на крыше. Крыша была большая, плоская и с парапетом по краям. Николай катался по крыше на подаренном ему общими усилиями горном велосипеде. Однако же в центре крыши стояла Света, и верхняя половина Светы была одета только в лифчик от купальника. Лето было, тепло. На груди у Светы был вытатуирован котенок, и Николай смотрел только на котенка.

«Кошмар какой! – подумала Настя. – И я еще вся в прыщах!» На самом деле Настя была очень хорошенькой девушкой, равно как и Света, поскольку в шестнадцать-то лет не быть хорошенькой девушкой чрезвычайно сложно. Но Настя еще этого не знала, а потому заплакала и решила вытатуировать на попе мотылька.

Тут подошел Федор и сказал: «Не грусти». Настя отмахнулась. Тогда Федор взял Настю на руки, перешагнул парапет и стал на самом краю крыши, покачиваясь, ничем не огороженный от бездны.

– Улыбнись, – прошептал Федор нежно, – или я тебя отпущу.

Мысли замелькали у Насти в голове быстро-быстро. Она подумала, что совсем ведь не было видно, насколько этот мерзавец пьян, что кошка у Алины упала как-то с восьмого этажа – и ничего.

Что левое ухо у любой девушки красивее правого.

И что именно в левое как раз Федор сейчас и шепчет:

– Улыбнись немедленно.

Все присутствовавшие тогда на крыше замерли. Николай прекратил кататься, Света хотела крикнуть, но не смогла, а маленький Илюша-фотограф стал придумывать, какое бы немедленно свершить правосудие по-техасски, чтобы спасти девушку, но не придумал.

Наконец Настя собралась с силами и улыбнулась.