Выбрав этот квартал, где дома едва держатся на своих обшарпанных стенах, где теснятся рабочие, пьяницы без гроша в кармане, подозрительные субъекты, трудолюбивые иммигранты, похотливые дамы полусвета, я с радостью удаляюсь от закоснелой и удушливой атмосферы буржуазного округа, где находится мой коллеж.

Авиа-Клуб похож на логово. Притаившийся в конце тупика Рене-Буланже, древняя брусчатка которого вся стерта, он существует только для тех, кто его знает. Скрипучая железная лестница, на каждом шагу грозящая обрушиться, ведет в большой зал с двумя допотопными рингами.

Их ограничивают канаты, тоже старенькие. И запах, как войдешь, так и шибает в нос. Смесь пота, сырости, с которой не справляется слабенькая печка, песка и ног. В общем, душок столетнего спортзала, через который прошли мириады шакалов, и надо иметь веский мотив, чтобы его вынести. В Авиа-Клуб не попадают случайно.

Там я нашел замечательного учителя, Дюпена, обучившего меня тонкостям спорта, который он считал искусством, близким своим благородством к фехтованию. Он развил во мне зародыш таланта, порожденного страстью и стычками на школьном дворе. И убедил меня участвовать в любительских чемпионатах в категории легкого веса, что я постарался скрыть от родителей, чтобы их не тревожить.

Бокс никогда не пользуется хорошей репутацией у близких боксера. Опасность быть еще более обезображенным, чем я, или вовсе подвергнуться трепанации после мощного хука в череп преследует их в кошмарах.

В это время я даже подумываю стать профессионалом. Я так же отчаянно мотивирован на ринге, как на футбольном поле, плюс я прилежен. В Авиа-Клубе я работаю как вол: ноги мои крепнут, ловкость растет.

Я достаточно проворный юноша, и в этом мое преимущество. Мне не приходится делать над собой больших усилий, чтобы бить быстро и застигать противника врасплох. Мое усердие вкупе с ценными советами Дюпена позволяет задуматься о профессиональной карьере. Несколько побед в любительских боях укрепляют мой замысел, а матчи профессионалов, на которых я бываю в легендарных залах – Дворце Спорта, Зале Ваграм, Центральном, Стадиуме, Элизе-Монмартр и Ринге Пантена, – еще больше разжигают мою страсть.

A posteriori я думаю, что не стал бы великим чемпионом, если бы утвердился в своих намерениях. Во-первых, я ненавидел получать удары, что несколько мешает, если хочешь быть боксером. И потом, в отличие от моих товарищей по клубу, во мне не было достаточно злости. Для этого надо пострадать, поголодать, нужен инстинкт выживания человека, которому нечего терять. Когда это насущная необходимость, напрягающая ваши мускулы, укрепляющая сердце, помогающая свернуть горы, повергнуть титанов. Я был слишком счастливым ребенком и слишком избалованным подростком, чтобы таить в себе эту ярость человека, который идет до конца, невзирая на боль, пронзающую тело и голову.

По завершении моего короткого пребывания в мире бокса мой итог неплох, хоть и не блестящ. В моем активе пять побед из девяти боев. Честь не пострадала. И потом, из-за проблем со здоровьем уход из бокса стал необходимостью.

В конце учебного года в коллеже Паскаля, где я в основном совершенствовал кульбиты в воротах, в которых мне не было равных, врач поставил мне диагноз: слабые легкие, первичная инфекция. Шутки плохи с тем, что похоже на туберкулез и может обречь меня на слишком шумное дыхание до конца моих дней, на легкие, которые, как в «Мариусе», звенят «дзинь-дзинь».

По словам врачей, нет другого лекарства от этого недуга – который очень тревожит моих родителей, – кроме чистого воздуха волшебных гор. Меня тотчас решено удалить от Парижа с его слишком вредной для моих легких атмосферой и отправить на юг, в департамент Канталь, в Алланш.

Я боялся смертельно заскучать там, вдали от футбола, бокса, друзей, однако чудненько адаптировался к безмятежной жизни в горах и ни секунды не жалел о городских буднях. Здесь, среди зеленых пастбищ, от меня не требуют многого, разве что пасти барашков мечтая, или, вернее, мечтать, пася барашков. В остальное время я живу насыщенной общественной жизнью.

Я быстро подружился с местными ребятами. Они славные, довольно спортивные и всегда готовы на велосипедные прогулки и всяческие проделки. Мы придумали, например, велогонку по окрестным деревням, и пусть нас не приветствует такая же толпа зрителей, как на официальной Тур де Франс, мы так же мужественно крутим педали на крутых подъемах горного рельефа.

Когда мы слишком устаем, чтобы мериться силами по хронометражу, то околачиваемся на деревенских ярмарках, где всегда найдется хорошенькая девушка из местных, розовая и здоровая, которую можно очаровать, или конкурс зазывал, который я готов выиграть, сильный своим пириакским опытом.

В общем, все в Кантале хорошо.

Настоящий рай для мальчишки вроде меня, которого угнетает теснота классных комнат и которого все без устали корят за «избыток энергии».

Здесь я постоянно на свежем воздухе, без надзора, практически предоставлен самому себе и волен проводить время сообразно своим потребностям. В их число входят велосипед и, через некоторое время после моего приезда, дочка начальника вокзала. Я помню, что она была стройненькой и что наш первый поцелуй был приятным. Как ее звали, я, признаться, забыл.

Я замечательно провожу дни: то отдыхаю в тени больших деревьев с моими друзьями-барашками и их пастухами, то строю шалаши из веток, чувствуя себя авантюристом, попавшим на необитаемый остров.

Я общаюсь с крестьянами из окрестных деревень, всегда готовыми во что-нибудь сыграть, когда есть досуг, однако достоинства их оттенены более спорными чертами, такими, как прижимистость, жесткость и хитрость. Их манеры делают из этих недостатков диковинки, которые не приедаются мне, когда я сравниваю их с качествами горожан. Они чистосердечно лицемерны и изысканно грубы.

Живя с ними бок о бок, я, в конце концов, полюбил их с открытыми глазами, такими, какие они есть. То, чего у одних на дух не переносишь, терпишь и даже начинаешь ценить у других. Будь горожанин недоверчивым, как недоверчив исконный бургундский виноградарь, он заслуживал бы, чтобы ему набили морду. Добродетели и пороки очень относительны!

Я так воодушевлен новым горизонтом, простирающимся насколько хватает взгляда, и радостями сельской жизни, что начинаю подумывать здесь остаться.

* * *

С малых лет во мне была далекая от патологии биполярность, заставляющая меня стремиться одновременно к двум диаметрально противоположным образам жизни.

Аппетит к жизни побуждает меня жить на всю катушку, жечь свои силы, как сигарету, ломать все рамки, в том числе временные, путая день с ночью, прожигать жизнь, хлестать виски бутылками, множить шутки и розыгрыши, гонять на предельной скорости, играть в опасные игры с деньгами, любовью и праздностью. В этом я – дитя Сен-Жермен-де-Пре великой послевоенной эпохи с еще не увядшей «Флорой» и «Де-Маго», тогда богатого редкими птицами и сюрпризами.

Но с другой стороны, я мечтаю о покое под ясным небом, хочу удалиться от суеты и асфальта и прилечь рядом со стадом коровок. Общества моей семьи мне вполне достаточно для счастья, а скромная теплота деревянных домишек подходит мне больше претенциозности дворцов. Жить безмятежно день за днем кажется мне занятием идеальным и главным в жизни.