— Я понимаю, старина, поверь мне. Как, держишься? Работа есть?

— У меня все в порядке, — вру я. — Просто великолепно. — Если начну рассказывать Дану о финансовых проблемах, он предложит мне деньги, фактически навяжет, насколько я его знаю, — а мне не по душе принимать милостыню, даже от самого близкого из Бронтозавров.

— Слушай, ты получил часы, что я послал тебе, те, что…

— Да, да, конечно. Спасибо. — Некоторое время тому назад Дан случайно наткнулся на часы, которые Эрни забыл у него невзначай где-то за месяц до убийства. После моего бесславного возвращения из Нью-Йорка Дан отправил часы с посыльным на мой адрес, что я расценил как скрытую поддержку. И это оказалось самым весомым из полученных мной соболезнований.

— Ты представляешь здесь интересы страховой компании? — интересуется он.

Я киваю:

— Меня послал Тейтельбаум.

— Без дураков? Ты снова вкалываешь на «ТруТел»?

— По крайней мере, в этом деле. Кто знает, может, и дальше без работы не останусь.

— Как в старое доброе время, так, что ли? Мистер Тейтельбаум… Да, Т-Рекс, о котором хочется забыть. — Дану выпали скверные полтора года контракта с «ТруТел» — так мы и познакомились, — прежде чем он распрощался с независимостью и поступил на службу в лос-анджелесский полицейский департамент. В агентстве ходят легенды о его стычках с Тейтельбаумом.

Мы немного болтаем о старых добрых временах — дело Страма, процесс Куна, провал шлюхи с Голливуд-бульвара — лучше не спрашивайте, — еще чуть-чуть о планах на будущее. Он не прочь провести отпуск в «Экспрессии», нудистской колонии динозавров в Монтане — там сотни наших прохаживаются в своем натуральном обличье, грея шкуру на теплом солнышке, — и хотя подобного рода мечты — кратчайший путь к безделью, я не хочу объяснять ему, что не могу себе позволить нескольких дней безделья, и не только из-за цены хорошего крема для загара.

— Отличная идея, — говорю я. — Позвони, когда определишься со временем.

В конце концов, когда разговор двух старых друзей входит в привычный ритм, я возвращаюсь к делу:

— Что привело тебя сюда? Разве этот случай не выходит за пределы твоей компетенции? — Дан обычно работает в центре; долина Сан-Фернандо очень далека от протоптанных им троп.

— Они обратились за помощью в наш отдел поджогов, — объясняет Дан. — Мы постоянно помогаем друг другу. Я всего лишь охраняю место происшествия, и, видать, не слишком прилежно.

— И что скажешь мне о пожаре?

— Самому лень искать, господин частный сыщик?

— Думаю, если спихнуть всю работу на тебя, самому можно отправиться домой и поспать наконец. Неделя была долгой.

Дан вытаскивает потертый желтый блокнот и бормочет себе под нос, листая страницы:

— Поглядим… в среду утром, около трех, в восемнадцатую пожарную часть поступил сигнал о том, что горит «Эволюция-клуб» на бульваре Вентура. Звонивший себя не назвал, только сообщил, что весь дом охвачен пламенем.

— Откуда был звонок?

— Из телефонной будки напротив. Были отправлены три машины вместе с целым караваном спецтранспорта: кареты «скорой помощи», фельдшеры и тому подобное.

— Это обычная процедура? В смысле, целый караван? — Я достаю ручку и блокнот и записываю детали — важные, неважные, — все, что успеваю ухватить. Никогда не знаешь, что пригодится.

— Ясное дело, когда горит ночной клуб. Как правило, больше вреда наносят не огонь и не дым, а охваченные паникой клиенты. Они превращаются в стадо обезумевших Компи, и плевать им, кого они топчут. — Он лижет палец и снова листает блокнот. — Клиенты рвутся на улицу, лезут отовсюду…

— Пятьдесят, сто, сколько? — Другими словами, сколько свидетелей, будь они неладны, мне предстоит опросить?

Дан смеется и качает головой:

— Видно, ты давно не посещал вечеринок в Долине?

— Стараюсь не выбираться за пределы Западной стороны. У меня здоровье и так ни к черту, чтобы еще окончательно погубить его здешним смогом.

— В хороший вечер в такие места набивается сотни четыре. К счастью для тебя — и для них, я полагаю, — утро среды не самое время для столпотворения. По приблизительным оценкам, можно говорить о ста восьмидесяти — двухстах гостях.

— Имена и номера телефонов?

— Около двадцати.

— Для меня вполне достаточно.

— Двое погибших — задохнулись в дыму, как мы полагаем, — продолжил Дан. — Еще один, с ожогами, в критическом состоянии — кстати, тот тип, которому и принадлежал клуб.

— Динозавр, так?

Дан поднимает бровь:

— Кому же может принадлежать клуб с названием «Эволюция»? Ну, продолжай…

— Похоже, к черту летит теория страховой компании о самоподжоге. В смысле, реши я спалить собственное заведение, отправился бы куда-нибудь перекусить не меньше чем за час до пожара.

— И любой бы так поступил, верно? А мои люди утверждают, что им вчетвером пришлось ломать дверь, чтобы вытащить парня из его конторы. Он уже был полумертвый, поджаренный, как индейка, а все сопротивлялся… Говорят, никогда такого не видели.

— Будто охранял что-то?

— Кто знает? Мы не нашли ничего, кроме действительно красивого кресла.

— Дай угадаю — он ведь Компи, верно?

— Не-а, он как раз твоего вида. Рапторы, известное дело, не слишком догадливы.

— По крайней мере, мозг у меня побольше шарика для пинг-понга.

Дан кидает мне шелестящий страницами блокнот:

— Сам убедись, — тычет он пальцем в каракули. — Вот, слово в слово, показания присутствовавшего офицера. Все свидетели утверждают, что сначала раздался грохот, потом повалил дым. Гости кинулись наружу, сметая все на своем пути, а уж затем сзади вырвалось пламя, как раз к приезду пожарных.

— Вырвалось, говоришь? Бомба?

Дан качает головой:

— Мы здесь все прочесали — никаких следов взрыва. Но ты на правильном пути… Пойдем-ка со мной. — Дан спускается по лестнице, и я покорно семеню следом. Тупая боль в хвосте постепенно утихает, за что я ей очень признателен.

Мы держим путь мимо обгоревших столов и почерневших табуретов у стойки; все покрыто легким серым пеплом. Я замечаю, что спинки стульев вырезаны в форме силуэтов человекообразных на разных этапах их эволюции, причем все они изрядно шаржированы и ни один симпатии не вызывает. Совершенно идиотская физиономия афарского австралопитека превосходно уравновешивается самодовольной миной гомо эретикуса; гомо хабилис радостно застыл над кучкой собственных фекалий, в то время как, по-видимому, сильно эволюционировавший гомо сапиенс запечатлен в виде оплывшей массы, намертво прилепленной к огромному телевизору. Кто-то изрядно повеселился, проектируя это заведение.