Скоро вернулась Мараса, покричала мне снизу и, поднявшись по лестнице, отдала бритвенные принадлежности и мыло. Дело было к вечеру. Подумав, я решил навестить некий трактир — посидеть, выпить пива. Взяв с собой золотой и несколько серебряников, я отправился в порт. В трактире «Парусник» бурлила вечерняя жизнь — он был почти до отказа полон, но я все-таки сумел найти столик, правда, в неудобном месте, возле прохода, через который бегали официантки, разнося заказы клиентам. Заказав пива и соленого сыра, я стал наблюдать за залом. В дальнем углу, напротив выхода, компания наемников, бурно выражая свои эмоции, играла в карты. Поодаль сидела разношерстная группа — то ли пираты, то ли просто корабельщики — в цветастых одеждах, шароварах и косынках на голове.

А вот и те, которые мне нужны, — уже наметанным глазом я выхватил из числа посетителей заведения несколько мужчин в неприметной одежде, сидевших со строгими и подозрительными лицами. К ним время от времени подходили какие-то курьеры, вели разговоры и тут же отправлялись по своим делам. Эти люди никуда не спешили, делали заказы, чего-то получали и отдавали курьерам — видно было, что здесь у них нечто вроде офиса. Я попытался понять, кто из них. Якорь. Мне показалось, что это вон тот важный пузан справа — их там было трое, — но решил еще проверить свои наблюдения. Допив кружку слабенького пива, я заказал еще одну и стал прислушиваться к разговорам.

Среди какофонии звуков вдруг всплыла фраза: «Отнеси Якорю, он заказал!» — я напрягся, всматриваясь боковым зрением, кому отнесут заказ. Мне стало смешно — Якорем оказался не тот пузан, которого я выбрал за размер и важность, а небольшой, неприметный человек лет сорока, сидевший рядом с ним и принятый мной за бухгалтера, таким он казался неброским и лохообразным. Однако, понаблюдав за ним, я понял, что внешность, как всегда, обманчива. Вряд ли на такой высокой должности в мафии мог оказаться слабый и глупый человек — это вам не сетевой магазин, где можно устроиться по блату коммерческим директором, будучи дуб дубом.

Я просидел еще долго, пока не заметил, что Якорь собирается уходить, тогда, под шумок в зале, вышел из трактира и стал поджидать его за углом, в темноте — на улице была глубокая ночь. Мне в голову пришла мысль: что скажет матушка Мараса по поводу моих ночных вояжей? Надо что-то придумать…

Мысль была прервана шагами: несколько человек двигались в сторону порта. Вокруг было тихо — ни случайных прохожих, ни повозок — в такое время суток большинство горожан предпочитают сидеть за прочными засовами на дверях. А в портовые районы, как говорил мне Катун, даже городская стража заглядывает редко и неохотно — отсюда можно просто не уйти.

Но эти люди ничего не боялись. Они довольно громко разговаривали — видно было, что идут хозяева района. Неожиданно в их разговоре, разносившемся далеко вдоль затихших домов, я услышал свое имя и имя Катуна.

— Оба мертвые. Катуна нет, Седого нет. Сдается, их эти нищие и положили. Только как смогли? Два дедка, а тут наши бойцы — один другого здоровее! Может, не они вообще, а кто-то другой? — Голос, как я понял, принадлежал тому пузанку, сидевшему рядом с Якорем.

— Нищих искать. Седой приметный — его сразу найдут. А там и поспрошаем: кто наших уложил и куда наши деньги делись. А потом в расход обоих, для острастки будет правильно, пусть другие бойчее деньги сдают. Раздайте всем уличным — ворам, попрошайкам, торговцам — описание Седого. Как увидят, чтобы к нам бежали. Типа награду дадим. Хм… десять золотых. А кто не скажет, где Седой, кожу сдерем.

Я взял в руки трость и, постаравшись идти как можно бесшумнее, последовал за бандитами. Пройдя метров триста, остановился и прислушался — мне показалось, что сзади что-то зашуршало, я наклонил голову, посмотрел вокруг боковым зрением — вроде тихо. Пошел дальше, ловя разговоры главарей, и… попался.

Моей шеи коснулось что-то холодное и очень острое, негромкий голос сказал:

— Тихо, не шевелись. Иди вперед!

Я послушно зашагал, ругая себя последними словами: вот тебе, хренов разведчик, как я мог подпустить кого-то так близко? Пропил умения свои… С этими грустными мыслями я догнал неспешно идущих бандитов. Двое из тех, что были рядом со мной, подошли к ним, что-то сказали — те развернулись и направились ко мне.

Якорь осмотрел меня с ног до головы в свете масляной лампы — ее зажег кто-то из сопровождающих:

— Это что у нас за чудо? Хромой? Хромой… эээ… да он сам в руки пришел! Парни, да это же Седой! Видали как: вы там его ловите, а стоило мне выйти — и тут он сам ко мне прибежал! Хе-хе-хе… мне надо награду давать, десять золотых… — Его обезьянье лицо искривилось в усмешке. — Ну и что же ты, Седой, тут делал? Неужто хотел засвидетельствовать мне свое почтение?

— Он так тихо крался, что мы боялись, нас засечет — он даже эльфа услышал. Думали, все, запалились — ан нет. Не заметил.

— Давайте его в пустой склад, там поговорим! — Якорь повернулся через правое плечо и зашагал к порту.

Через двадцать минут я стоял в кругу бандитов и думал: «Какого хрена я был так неосторожен? Надо же было догадаться, что за ними будет негласная охрана — ну не так же просто они бродят по улицам! Хорошо хоть не отняли трость — видимо, посчитали совершенно безопасной. И это хорошо».

— Ну что, поговорим, Седой? — Якорь равнодушно сделал знак стоящим сзади боевикам, и меня ударили в спину так, что я упал на одно колено — второе у меня не сгибалось, а потому я замер в очень неудобной скрюченной позе.

— Говори, кто убил наших парней, куда делся Катун, где наше бабло! Скажешь или тебе помочь сказать? Парни, он чего молчит-то все время? Ну развяжите ему язык, только слегка — а то подохнет.

Меня начали пинать ногами, я упал в позу зародыша и только старался прикрыть голову — негоже идти на работу с синяками на морде. Впрочем, избежать ударов по лицу все равно не получилось — хорошо, хоть зубы целы. Ощупал их языком, потом, изобразив потерю сознания, обмяк, подсунув трость под себя…

— Вы там его не прибили? — забеспокоился Якорь. — Эльф, ну-ка погляди — живой он там.

Надо мной склонилось вытянутое лицо с острыми ушами, — я видел полуприкрытыми глазами — рука с длинными пальцами оттянула мне веко, и эльф сказал:

— Да он прит… — закончить фразу ему не удалось.

Я выдернул из-под себя рукоять трости с тридцатисантиметровым клинком и воткнул его в глаз существа, и затем здоровой ногой ударил по колену стоявшего рядом бандита — его нога с хрустом сломалась, и он завопил от боли. Не дав никому опомниться, я секущими ударами по ногам свалил еще двух и, вскочив с земли, отразил нож четвертого — распорол ему горло резким выпадом; пузан свалился следом за ним, зажав дыру в животе. Якорь быстро сориентировался и спринтерским рывком попытался покинуть склад — я метнул ему вслед стилет, пробив ногу сзади в подколенной впадине. Похоже, лезвие вышло у него из коленки, и это было страшно больно (по себе знаю). Под ногами шевелились подрезанные бандиты — я обошел всех, оглушил ударами, увернувшись от ножей, которыми они размахивали, свернул головы как курятам.