Леон выглянул в окно. В зеленоватом небе по-прежнему пылал призрачный белый факел, но долина внизу тонула в тумане, сквозь который не мог пробиться никакой огонь, и оттого казалось, что, кроме них, в jtom мире никого нет, словно странная бесшумная катастрофа смела с лица земли всех, кроме горсточки обитателей замка. Ему почему-то стало не по себе, и он резко задернул шторы.

Он ехал на невысокой караковой лошадке, такой же подвижной, как и он сам, и радовался, что уже приноровился к седлу настолько, что может обращать внимание на то, что происходит вокруг. А вокруг сначала расстилались возделанные поля, где изумрудная зелень молодых злаков у самого горизонта подернулась синей дымкой. Разогретая земля дышала влагой, в небе над головой заливалась какая-то пичуга. Ближе к вечеру тропа начала подниматься, и мирный сельский пейзаж сменился величественным и равнодушным пространством: перед ними распласталась сумеречная вересковая пустошь, и ветер заставлял вереск переливаться замедленными волнами.

Вопреки ожиданиям, путь был нетрудный — по плоскогорью пролегла мощенная камнем дорога, достаточно широкая, чтобы по ней бок о бок могли проехать четыре всадника. Даже внушительный отряд во главе с маркграфом, да вдобавок повозки со скарбом, тащившиеся в арьергарде — на одной из них восседал святой отец, — чувствовал себя вполне свободно.

— Это военная дорога? — спросил Леон у Айльфа, который трусил рядом на крепком муле.

Тот пожал плечами:

— На моей памяти ни одной большой войны не было. А дорога тут отродясь была.

Варрен, гонец, присланный от Ансарда и ехавший бок о бок с Леоном на свежей лошади, вмешался.

— Нет, — сказал он, — это действительно военная дорога. Ее построили в незапамятные времена, тогда по всем Срединным графствам прокатились войны — серьезные войны, а не просто пограничные стычки. А потом все утихло — воцарился мир на несколько поколений. Но с тех пор остались предания — видели гобелены в замке его светлости?

— Предания-то я помню, — сказал Айльф и, нараспев, продолжил:

Когда бесстрашный рыцарь пал,

сражен лихой стрелой,

над ним оруженосец склонился молодой,

и самоцветный перстень с оправой золотой

тот протянул вассалу слабеющей рукой:

«Верни его любимой, что понапрасну

ждет меня в высоком замке, над гладью синих вод…

Скажи, уснул я в поле, где на закате дня

лишь мыши полевые приветствуют меня…»

— Ну и так далее… — закончил он буднично.

— Вы что, барда с собой привезли? — уважительно спросил Варрен. Амбассадоры из-за моря, странствующие с собственным сказителем, явно внушали ему уважение.

— Нет, — честно ответил Леон, — тут наняли. Варрен пожал плечами.

— Ушлые ребята все эти странствующие барды, — сказал он громко, явно игнорируя уязвленные чувства Айльфа, — так и смотрят, где бы что стянуть… Вы за ним присматривайте, сударь.

— Я за него отвечаю, — холодно ответил Леон, бросив выразительный взгляд на Айльфа, который, проглотив обиду, скорчил невинную, постную физиономию. И, чтобы переменить тему, спросил: — Тут, говорят, озеро должно быть… Мы когда к нему выедем?

— Да, — отозвался Варрен, — Мурсианское озеро. Не раньше полудня, а то и к закату — как пойдет… Нам еще перебираться через кряж.

— По верху? — испугался Леон. Все же он еще не настолько уверенно владел искусством верховой езды и боялся, что ухитрится свалиться с кручи — не столько по вине несчастного животного, которое оказалось на удивление кротким и покладистым, сколько по причине своей собственной неуклюжести.

— Нет, что вы, — удивился Варрен, — через ущелье. Там неподалеку серебряные рудники, вот и проложили отводную дорогу.

«Верно, — подумал Леон, — Айльф что-то толковал про серебряные рудники». Видно, Берг вспомнил о том же, потому что он с интересом вступился:

— Они и сейчас разрабатываются? Варрен вздохнул:

— Нет, заброшены. Жила ушла. Когда-то Солер славился своими рудниками — большая часть его богатств пришла из-под земли…

— А когда мы в ущелье войдем, — Леону все еще было неуютно, — сегодня?

Варрен покачал головой:

— Дорога там и верно есть, но не слишком надежная. Лучше дождаться утра. Вряд ли его светлость захочет рисковать своими людьми, да и лошадьми тоже, что бы там ни было… Вот и сигнал, слышите? Разбиваем лагерь.

— Скажите, сударь, — неуемное любопытство грызло Леона — в этом он мало отличался от своего нового слуги, — а что там случилось, в Ворлане?

Варрен, по сию пору охотно болтавший с амбассадорами (возможно, близкое знакомство со столь высокопоставленными особами ему льстило, а может, и он страдал тем же пороком любопытства), вдруг напрягся.

— Не могу знать, сударь, — сухо сказал он и, дав лошади шенкелей, поскакал вперед коротким галопом.

Как это обычно бывает весной, небо гасло медленно, словно нехотя, солнце прорывалось сквозь низкие тучи, заливая вересковые поля медовым золотом и пурпуром. Краски были такие чистые, даже странно было, что это зрелище не сопровождается торжественной музыкой. Но свет постепенно угасал, небо на востоке уже отливало чистой глубокой синевой, а вершины скал по левую руку четко вырисовывались на фоне такой же чистой аквамариновой зелени.

Люди из отряда маркграфа умело и привычно разбили палатки, наладили походную кухню и, стреножив лошадей, отпустили их пастись поблизости под присмотром графского конюха. Ловкость их предполагала известный опыт походной жизни, которому вроде бы в этом мирном краю и взяться было неоткуда. «Впрочем, — подумал Леон, — маркграф-то заядлый охотник…»

— Смотри-ка, — проговорил он — ввиду собственной бесполезности оставалось лишь наблюдать за происходящим вместе с Бергом, — настоящие вояки! Кто бы мог ожидать?

— Чему тут удивляться? — отозвался Берг. — Традиции. Ведь у них, несмотря на длительное затишье, до сих пор сохранились все эти понятия о рыцарской чести, воинской доблести — дворянство есть дворянство. Да и затишье — понятие относительное. Равновесие сил, оно, знаешь, нестабильно. Сегодня затишье, а завтра…

Уходящее солнце оставило лишь тоненькую полоску света на горизонте, долина погрузилась во мрак.

От походной кухни уже потянуло аппетитным дымом; костер горел, точно сверкающая драгоценность на фиолетовом бархате вересковой пустоши…

Что-то заставило его насторожиться — словно холодный взгляд, сверливший затылок.

Леон резко обернулся. На верхушке горы сверкал огонь.

Чистое холодное белое пламя, такое же прозрачное, ьак дрожащий ореол сверхновой над головой. Словно маяк, словно звезда, словно электрический свет… Да только тут не было никакого электричества. Быть не могло.

— Берг! — окликнул он.

Берг с интересом изучал устройство полевой кухни — и интерес этот явно носил характер вполне житейский.