А потом, примерно через неделю после того, как ее сердце было разбито, Нолан Хотчкисс подошел к ней в коридоре.

– Ты Маккензи, да? – спросил он.

– Да, – смущенно ответила она.

Он улыбнулся еще шире.

– Ты сегодня очень хорошенькая, – сказал Нолан. А потом вдруг повернулся и отошел.

Сам Нолан Хотчкисс! Капитан школьной команды по лакроссу, отличник, набиравший высшее количество баллов в конце каждого класса. Красивый, уверенный в себе Нолан, с сильным подбородком и сногсшибательной улыбкой. Он находил Мак хорошенькой! Блейк вдруг сразу перестал казаться ей таким уж неотразимым. За коротким комплиментом последовал разговор во время ланча… затем посыпались сообщения… а потом пришло время и настоящего телефонного звонка. Да, она потеряла Блейка, но, может быть, это и к лучшему? Может быть, с самого начала нужно было метить выше?

Поэтому когда Нолан пригласил Маккензи на свидание в «Ле Пуассон», самый модный ресторан в Бэкон Хайтс, и попросил ее прийти в платье, она с радостью согласилась.

В первый раз Нолан был таким очаровательным… И во второй тоже. Вот почему, когда он попросил ее сделать те проклятые фотографии, Маккензи почти не колебалась. А потом, не успев как следует подумать, нажала кнопку «отправить». И только когда на следующий день Нолан явился к ней домой, Маккензи поняла, что это был розыгрыш.

– Спасибо, – сказал он, помахав чем-то у нее перед лицом.

Это были ее фотографии, распечатанные на блестящей фотобумаге. Большая часть тела Маккензи была скрыта виолончелью, но и так было ясно, что она голая. Мак перевела глаза с Нолана на его машину; его приятели высовывались из окон и хохотали над ней. У Мак остановилось сердце.

– Я всего на секунду. Просто хотел поблагодарить за то, что помогла выиграть очень важное пари, – ухмыльнулся Нолан и сунул ей в руки еще что-то. Пачку денег… И раньше чем Мак успела сообразить, что к чему, раньше чем смогла швырнуть ему в лицо эти чертовы деньги, Нолан громко заулюлюкал и не спеша направился к машине. Фотографии небрежно торчали у него из заднего кармана. Когда Мак пришла в себя, она сожгла эти проклятые деньги на заднем дворе. А потом рыдала несколько дней подряд.

Не удивительно, что ей хотелось отомстить.

Закончив пьесу, она открыла глаза и вдруг увидела, что Блейк во все глаза смотрит на нее.

– Это было… круто.

Маккензи провела руками по лицу, пытаясь собраться. Она настолько растворилась в музыке, что совершенно забыла о Блейке. Она отвела глаза. Взгляд Блейка был слишком пристальным, слишком волнующим.

– Почему ты всегда так делаешь? – спросил он.

Мак снова подняла глаза.

– Как?

– Отворачиваешься. Прячешься. – Он внимательно смотрел на нее. Глаза у него были синие-синие. – Это так странно. Когда ты играешь, то выглядишь такой… уверенной. Как будто тебя ничто не может задеть. Но как только ты перестаешь играть, то сразу стихаешь и прячешься. Как будто бережешь лучшую часть себя только для музыки.

Кровь прихлынула к щекам Мак, сердце гулко заколотилось в груди.

– Я ничего не прячу.

– Нет? – Блейк протянул руку, осторожно снял с нее очки, сложил дужками внутрь и положил на усилитель. Маккензи заморгала, без очков мир расплывался перед глазами, но Блейк был так близко, она отлично его видела. Его глаза медленно скользили по ее лицу, как будто он пытался запомнить ее черты.

– Ты знаешь, какая ты красивая, когда играешь?

А потом, к изумлению Мак, его губы прижались к ее губам – мягкие, но настойчивые.

На мгновение она оцепенела, слишком ошеломленная, чтобы ответить. На вкус Блейк был как шоколад с арахисовым маслом, его небритая щека слегка царапала Мак подбородок. Мак знала, что должна что-то сделать, немедленно прекратить это, но в следующее мгновение все перестало иметь значение: ее страхи, ее концерты и даже то, что случилось с Ноланом. Это было… так, как должно было быть.

И тут в телефоне Блейка заиграла песня Лесли Файст. Маккензи сразу узнала рингтон – еще бы, ведь это была любимая мелодия Клэр. Она стремительно отпрянула, ее щеки запылали.

Блейк тоже отстранился, его лицо виновато вытянулось.

– Черт!

Он смущенно вышел на кухню, но Мак успела услышать, как он сказал:

– Привет, детка, что стряслось?

Маккензи осталась сидеть, оцепеневшая, со вкусом арахисового масла на губах. Она съежилась, как будто Клэр могла увидеть ее. Как будто Клэр все узнала.

Потом она вскочила, схватила свои вещи и сбежала из кафе, прежде чем Блейк смог ее остановить. Выскочила за дверь, так что дверные колокольчики задребезжали. И только очутившись на улице, где дождь брызнул ей в лицо, Мак поняла всю чудовищность того, что совершила.

Она поцеловала парня своей лучшей подруги. И ей это понравилось.

В пятницу Ава Джелали проскользнула на свое место в кабинете киноведения вместе со звонком, возвещавшим начало четвертого урока. Она привыкла красиво опаздывать, но на этой неделе голова у нее была так занята, что все получалось гораздо хуже обычного.

– Вы рискуете, мисс Джелали, – заметил мистер Грейнджер, но Ава готова была поручиться, что он просто шутил. Мистер Грейнджер был одним из самых молодых преподавателей в школе, всего год или чуть больше как из университета. Он при всем желании не мог претендовать на властный стиль общения с учениками, которые были всего на пять лет младше него.

Ава улыбнулась преподавателю тысячеваттной улыбкой.

– Прошу прощения, мистер Грейнджер. Аварийная остановка у вендингового автомата. Эй, класс! Конфеты «Соур Пачт Кидс» снова в продаже!

Смех прокатился по аудитории. Алекс, бойфренд Авы, сидевший прямо перед ней, обернулся и подмигнул ей. Другой учитель пришел бы в бешенство, но Ава за то и любила мистера Грейнджера, что знала – с ним ей такие шуточки всегда сойдут с рук. Вот и сейчас он только усмехнулся.

– Что ж, поскольку кризис, вызванный временной нехваткой конфет, ликвидирован, давайте перейдем к делу. – Мистер Грейнджер взял кусок мела и размашисто написал через всю доску: «Этика и мораль в криминальном фильме».– Сегодня мы начинаем новую тему.

Ава открыла тетрадь на чистой странице и вынула ручку, приготовившись думать о чем угодно, только не о Нолане. Его портреты висели в коридорах через каждые два шага, а вчера Ава с трудом заставила себя высидеть до конца собрания. Углубленный курс киноведения был ее любимым предметом. Ава выбрала его, соблазнившись перспективой целый семестр смотреть кино, без особых хлопот получая высшие баллы, но неожиданно для себя самой втянулась и по-настоящему полюбила классические фильмы, которые они разбирали на уроках. К сегодняшнему дню они уже обсудили образы женщин в ранних фильмах ужасов, использование героев мультсериала «Багз Банни» в американской пропаганде времен Второй мировой войны, а также проблемы самоидентификации и травмы в психологических триллерах. Оказывается, здесь нужно было столько знать! Под незатейливой глянцевой поверхностью примитивного «попкорнового» кино скрывались бездны смыслов.