— Но ведь супруга Авраама Сара родила, будучи старухой? — перебила рассказчика Анна.

— Сара не была королевой, — немедленно парировал оруженосец. — Понятное дело, королеве обидно такое слышать. Она исполняет свой долг перед мужем, перед державой. Да нет, не то чтобы обидно — плевала она с высокой башни на то, что о ней говорят на рыбном рынке. А только народ подозрительное пузо видит и знай судачит, что, мол, бездетные король с королевой великий обман удумали: как срок этой облыжной беременности выйдет, так через тайный ход принесут доверенные слуги здоровенького младенчика, и его тут же нарекут наследным принцем.

Понимая, что иного выхода нет, и желая навсегда прекратить наветы, Констанция велела установить на рыночной площади города Джези шатёр, где в положенный срок и разрешилась от бремени, практически на глазах у своего народа. В шатёр было разрешено впустить всех замужних женщин города, пожелавших самолично узреть появление наследника престола. Так и шли они через весь город, с маслеными фонарями в руках — словно на странное богослужение.

В общем, благополучно разродилась королева. После чего, покормив младенца грудью и объявив, что имя принца Рожер Константин, со всей полагающейся ей торжественностью, Её Величество отбыла во дворец, позволив свидетельницам разнести сию благую весть хоть по всему городу, хоть по всей стране, хоть по всему земному кругу.

— Какой ещё Рожер Константин? — привстал Вольфганг Франц.

— Это первое имя нашего короля, — Вальтер обвёл собравшихся горделивым взглядом и, обратившись на притихших, забывших свои перья и чернильницы ребят, сурово сдвинул брови. — Я что, два раза всё это должен повторить? Пишите, что слышите! После разберёмся, что оставить, а что, от греха, вымарать… Фридрих — семейное имя Штауфенов, вот отец его и переименовал Рожера в Фридриха, а затем «Рожер» куда-то «потерялся». М-да…

Констанция — странная мать. Родила сына при всём честном народе, чем доказала его несомненную подлинность. Но на этом её забота о чаде, единственном сыне и наследнике, похоже, и завершилась. Почти сразу принц был отдан на руки мамкам-нянькам, а после и вовсе увезён куда подальше. Так что затихшие было слухи расцвели вновь буйным цветом: «Он не сын императора, он сын палача. Его подкинули, а наш принц мёртв»… Случается, вероломный отец забирает дитя и единственную отраду у матери, но чтобы мать сама…

Не могу сказать точно, так как не имел возможности служить ему, будучи сам ещё не рождённым, но, скорее всего, с самого начала маленький Фридрих жил в замке Сполетанского герцога и ставленника императора Генриха VI[14] — отца нашего Фридриха — в Фолиньяно, на попечение герцогини Сполето, происходившей из швабской дворянской семьи.

— А есть ли в Фолиньяно замок? — Вольготно развалившись на скамье, поинтересовался Вольфганг Франц. — Что-то я сомневаюсь, чтобы там мог быть замок.

— А ты сходи и посмотри. Откуда мне знать? Замок там был. Дворец или просто просторный дом… В Ассизи есть, и в Палермо, и в…

— Продолжайте, сеньор фон дер Фогельвейде, не обращайте внимания, — Константин обмакнул перо в чернильницу.

— Фридриху было три года, когда его король-отец посреди жаркого лета в Мессине, по дороге в земли неверных, умудрился простудиться.

— Простудиться летом? — подняла красивые брови Анна.

— Ну да, бывает и такое. Блестящий рыцарь, милостью Божьей король, пожелал испить студёной ключевой водицы… Ничтожнейшая малость, а в результате — лихорадка и нелепейшая смерть в тридцать два года. Не успел он сделать ничегошеньки и оставил на троне Сицилии вдову с трёхлетним сыном…

Сообщить печальную новость племяннику, а заодно и доставить его в Германию, взялся младший брат императора Филипп Швабский[15]. Сделать это следовало по возможности тайно, так как существовало опасение, что, прослышав о смерти Его Величества, итальянские подданные поднимутся против немцев, находящихся в то время в Италии. В их руках сосредоточилась чуть ли не вся власть.

В общем, дядя Филипп с маленьким Фридрихом на руках поостерёгся продолжать путь, о чём и известил императрицу. Была, конечно, и другая причина: его нежелание выполнять приказ, но об этом позже. Поставь крестик, чтобы я потом рассказал, — кивнул Фогельвейде невероятно быстро писавшему Константину.

— Ну вот. Думаешь, коли посторонний человек такое прочитает, поймёт он что-нибудь? Почему везут наследника в Германию? Почему не в Сицилию? — Стукнул себя рукой по коленке оруженосец.

— Да кто же в Сицилии, Матерь Божья, не знает Констанцию Нормандскую и чья она жена?! — опешил трубадур.

— В Сицилии, может быть, пока и знают, а нам приказано составить летопись на века. Читать её будут не только в Сицилии, Апулии или Риме, а страшно сказать, где ещё! А стало быть, следует объяснить, какая такая Констанция, чья, откуда и всё такое.

— Констанция была самой младшей дочерью Рожера II[16], короля Сицилии, и его третьей жены Беатрисы Ретельской[17], — пожав плечами, с сомнением в голосе продолжил Вальтер. — Дочерью покойного короля. Что не добавляло ей популярности среди суеверных сицилийцев.

Последняя в очереди, принцесса не мыслила когда-либо занять престол, полагая, что рано или поздно её выдадут замуж за вассала её брата-короля, или отправят молиться за династию в монастырь. К слову, пока ещё было за что молиться: её старшие братья так или иначе померли задолго до её рождения, а брат Вильгельм I Злой[18] и его сын Вильгельм II Добрый[19] попеременно отирали задницами трон Сицилии. В их правление даже вошёл в моду полосатый материал, как шутили придворные остряки, чтобы не тратиться зря при смене государя: чёрная полоса — в честь Вильгельма Злого, а белая — соответственно, в честь Вильгельма Доброго.