Идея подружиться с Джоном Арнольдом оказалась одной из самых блестящих в его жизни. На ее фоне блекла даже комбинация, которую Джеймс провернул с директором. Мало того, что благодаря этой дружбе он одолел хитроумную программу обучения в Крануэлле, теперь перед ним открылись и другие двери.

В частности, дверь в Дауэр-Хаус.

Блэкуэлл ненавидел бедность. Впервые в жизни он мог себе позволить хоть что-то из предметов роскоши. Впрочем, десятилетней давности двухместный спортивный автомобиль к таким предметам относился с трудом. Денежного довольствия командира звена хватало лишь на пиво, сигареты и бензин, редкие загулы и женские ласки. Если бы не бесплатное жилье и питание, не видать ему и этого.

Чертову счастливчику Арнольду в этом плане было куда проще. На папашины деньги он мог купить себе все, чего душа ни пожелает, даже сшить на заказ форму. Ладно, допустим, он заплатил за подгонку кителя и для Блэкуэлла тоже, но суть-то не в том! Его новенький мотоцикл стоит в пять раз больше того, что Джеймс отдал за обшарпанный драндулет с дырявой крышей.

А дом его родителей… По сравнению с убогой квартиркой матери Блэкуэлла в Уайтчепеле – дворец, да и только! Таких домов раз-два и обчелся. Сколько там спален? Как минимум девять, и это не считая помещения для горничной. Обставлен по высшему разряду: прекрасная мебель, по большей части антикварная, огромный радиоприемник (он таких и не видывал), да еще с какой-то встроенной штуковиной – не иначе, телевизор. Вряд ли до конца войны возобновят телевещание, но суть опять же не в том.

Он заметил, как смотрела на него девчонка. На Блэкуэлла такие взгляды бросали часто, особенно когда присвоили звание. Теперь даже прыщавым заморышам из их эскадрильи нередко выпадало счастье переспать с кем-нибудь – благодаря синим мундирам. В них они выглядели куда более бравыми, чем армейские горемыки в унылой форме цвета хаки. Здесь с Королевскими ВВС состязаться могли только флотские.

Одним из секретов успеха Джеймса Блэкуэлла было умение быстро оценить обстановку, принять решение и действовать, не отступая от него. Так произошло в Стоунзе: он разработал план, как поймать на крючок директора, а затем лишь дождался подходящего случая. Не сказать, что процесс доставил удовольствие – иногда его передергивало от отвращения, – однако он достиг именно того, чего добивался.

Теперь под прицел попали Арнольды. Разумеется, на свете есть семьи и побогаче, да и дочки у них, возможно, еще симпатичнее этой, но Джеймс Блэкуэлл давно усвоил: лучше синица в руках, чем журавль в небе. Хватит нам и Арнольдов, премного благодарен. В деньгах купаются, дочка-красавица получит щедрое приданое, если повезет. Возможно, адвокат даже раскошелится на дом, кто знает? Этот сентиментальный тип явно души не чает в дочери и вполне способен на такое. Уж средств ему хватит, будьте уверены.

Есть небольшая проблема с той глупой историей о его происхождении, которую Джеймс рассказал Джону, а тот, несомненно, передал Диане. Ничего, он как-нибудь выкрутится. В конце концов не все в ней ложь, да к тому же Арнольды вряд ли когда-нибудь встретятся с его матерью. Но если это все-таки произойдет (крайне маловероятно), он ее научит, что говорить.

Если все пойдет по плану – а в этом сомнений нет, – летом 1940 года Джеймс Блэкуэлл и Диана Арнольд обвенчаются.

Описав круг по периметру аэродрома, он пришел к выводу, что триумфальное восхождение Джеймса Блэкуэлла не просто достижимо – оно неизбежно.

Он отправился искать брата девушки. От него Джеймсу были нужны две вещи: адрес и номер телефона.

Диана ни на минуту не верила, что Джеймс Блэкуэлл станет звонить ей в Кембридж. У него наверняка есть масса других, гораздо более приятных и важных дел в эскадрилье. Во время его непродолжительного визита в Дауэр-Хаус они всего-навсего обменялись парой слов. Вряд ли это можно считать началом… Началом чего, собственно? Романа? Этого она хочет?

После разговора с Салли Диана взяла в библиотеке колледжа первую попавшуюся книгу и нашла укромный уголок, чтобы спокойно все обдумать. У нее, как у обладательницы аналитического ума, не хватало терпения просто «плыть по течению». Сколько она себя помнила, ей всегда хотелось знать цель пути и как до этой цели добраться.

Если уж на то пошло, именно эта бескомпромиссность в отношении ко всему происходящему заставила Диану два года назад подать заявление в Гиртон – вопреки уговорам подружек в Кенте, в один голос твердивших, что она лишь потеряет три года жизни. Большинству из них было вполне достаточно попасть в общество благодаря обеспеченным родителям и удачно выйти замуж. Многие были помолвлены или уже обзавелись семьями.

Отговорить пыталась даже школьная директриса.

– Посмотрим в лицо фактам, Диана. Гиртон – не настоящий университетский колледж. И вообще, для женщин таковых не существует. Как бы блестяще вы ни учились, ученой степени вам не видать – выпускниц в Кембридже не признают. Как и везде.

Это было правдой. С самого открытия в 1873 году Гиртон упорно добивался от университета признания своего полноправия. Минуло шестьдесят с лишним лет, но он до сих пор стоял особняком от остальных колледжей.

Изучая историю Гиртона, Диана с изумлением узнала, что женщины боролись за равные права с мужчинами задолго до появления суфражисток. И битва еще не закончилась. Если она поступит в колледж, то станет частью живой истории.

Тем не менее через день после того, как Диана опустила конверт с заявлением в почтовый ящик, ее вдруг начали обуревать сомнения.

– Пустая трата времени, да? – в отчаянии спросила она у родителей за ужином. – Говорили же мне: толку не будет. Можно работать куда усерднее кембриджских парней, получить ученую степень мне все равно не дадут. Чокнутая я…

Мистер Арнольд, с самого начала склонявшийся к этой точке зрения, открыл было рот, чтобы осторожно согласиться, однако его жена неожиданно резко хлопнула ладонью по столу.

– Не смей так говорить, Диана! Не смей!

Мистер Арнольд оторопел. Последний раз он видел Гвен настолько взволнованной, когда сообщил ей, что нет причин возбуждать дело о клевете против критика, презрительно отозвавшегося о ее первой выставке.

– Даже если ты сама не получишь ученой степени, однажды ее получат другие женщины – благодаря таким девушкам, как ты. Ты читала, что тебе написали из Гиртона, когда ты только раздумывала, поступать туда или нет. Они почти добились этого! Кембриджский университет уже сделал массу уступок. Еще один рывок – и Гиртон победит. И произойти это может, когда ты еще будешь там учиться. Сейчас, подожди минутку…

Гвен подошла к дубовому буфету и порылась в ящике.

– Да, вот оно, пришло с бумагами, которые тебе прислали.

Она развернула листок и надела очки.

– Написано более шестидесяти лет назад о трех женщинах, самых первых студентках Гиртона. Знаю, это сентиментально и чересчур напыщенно, но в то же время какое чувство гордости, какой энтузиазм! Вот послушай.