– Моя мать живет в соседнем городе, – произнесла она. – Я и подсчитать не могу, сколько раз ездила по этой дороге. Как жутко, что такое может произойти.

Томми подошел к ней.

– А машина-то улетела достаточно далеко, – сказал он, – думаю, она ехала на скорости шестьдесят-семьдесят миль в час. На таких дорогах так не гоняют, это слишком опасно. Не успеваешь набрать скорость, как надо ее снижать на повороте.

– Не похоже, чтобы она снижала скорость.

– С ума сойти, как же быстро она все-таки ехала.

Сьюзен наклонилась еще ниже:

– А гору уже проверили?

– Нет, еще нет, но я позабочусь об этом. Когда ребята закончат осматривать долину, мы начнем прочесывать периметр.

– Отлично. Я отправила запрос на доступ к истории ее звонков. Интересно, она говорила с кем-нибудь за рулем – это сильно отвлекает от дороги.

– Не исключено.

Томми вытянул руку в сторону оранжевого заграждения:

– Я тут кое-что нашел, и мне надо с кем-то посоветоваться.

– Показывай.

Они снова вернулись на проезжую часть. Томми подвел Сьюзен к тому месту, откуда упала машина Аманды Брок. Он встал на колени и показал, чтобы она сделала то же самое.

– Я ждал, пока установят новые барьеры, и осматривался, – начал он, – и мне показалось странным, что седан просто пробил такое плотное заграждение. Это же обычная машина, а не грузовик или огромный пикап, правда? В общем, я решил изучить это место.

Сьюзен присмотрелась к месту прорыва.

– Итак, человек ведет машину на скорости, предположим, шестьдесят миль в час. Он теряет управление, съезжает с дороги и проламывает заграждение. Все это происходит слишком быстро, чтобы он успел нажать на тормоза.

– Так.

– Тогда в какую сторону прогнется заграждение?

Сьюзен задумалась.

– Полагаю, металлический лист немного натянется, а затем прорвется наружу, в сторону реки.

– Правильно, – кивнул Томми, – но вот что у нас тут.

Сьюзен придвинулась еще ближе. Поверхность заграждения была плоской, без каких-либо следов натяжения или загнутых краев.

– Странно, – протянула она, – лист как будто прорезали.

– Именно. С другой стороны то же самое. То, что мы ожидали увидеть, заметно только сверху, заграждение просто хлопнуло, как кошачья дверка, и машина провалилась вниз.

Сьюзен выпрямилась и проверила заграждение с другой стороны. Томми был прав – его поверхность также оказалась совершенно гладкой.

– Думаешь, кто-то прорезал его? – спросила она. – Например, альпинисты? Надрез мог быть сделан несколько месяцев назад.

– Если это так, миссис Брок оказалась самым невезучим человеком в мире. Какова вероятность того, что ее машина врезалась в заграждение в том самом месте, где кучу времени назад сделали эту прорезь?

– Согласна, шансов мало.

– Это уж точно.

– Ладно, – сказала Сьюзен, – возьми еще пару ребят и осмотрите остальную часть заграждения. Надо поискать, вдруг есть другие надрезы; сообщайте обо всем, что найдете. Еще надо будет определить, каким инструментом это могли сделать.

– О’кей.

Поднялся ветер, и ей пришлось повернуться лицом к дороге. Проезжавшие мимо водители тревожно вглядывались в полицейских, пытаясь понять, что произошло.

– На земле нет следов торможения, – вдруг поняла Сьюзен. – Она не останавливалась.

– Это правда. Мне сказали, что она не нажимала на тормоза.

– Как можно не нажать на тормоз, если летишь с обрыва?

Томми пожал плечами.

– Она или уснула, или хотела совершить самоубийство – или уже была мертва. Больше тут сказать нечего.

Аманду в его жизнь привели Рэй Чарльз, двадцать пять центов и полупустой бар.

Рэндалл сидел за стойкой и тупо смотрел в телевизор, по которому прокручивали самые удачные голы прошедшего матча. В этот крохотный бар на окраине Сан-Франциско ходили в основном местные, но сейчас не было видно и никого из них, и он сильно удивился, заметив, что внутрь вошли несколько очень хорошо одетых людей. Трое женщин и шестеро мужчин громко смеялись и явно были очень рады друг другу. Рэндалл проследил, как они сдвинули два столика в дальнем углу и принялись рассаживаться, и снова повернулся к телевизору, вцепившись в свое пиво.

– Ваша очередь, – пробормотал сидевший справа от него старик.

Рэндалл поднял глаза и понял, что тот указывает на стоящий у туалета музыкальный автомат и намекает, что предыдущая песня только что кончилась. Он поднялся и направился к автомату, нашаривая монетку в опустевшем кармане.

– Выберите что-нибудь получше, – крикнул ему старик.

Рэндалл не ответил. Он склонился к экранчику и начал пролистывать показавшийся ему бесконечным список песен – все темы, все жанры, которые только можно было себе представить. Наконец он опустил монетку и еще раз ткнул пальцем в экран, чтобы убедиться, что он не ошибся номером.

– Что выбрали?

Из-за его плеча выглядывала одна из только что вошедших женщин. Рэндаллу показалось, что он потерял дар речи. На женщине был приталенный голубой свитер, широкие черные брюки и туфли на каблуках. Ее шею обвивал красный платок, а волосы были зачесаны назад так, чтобы подчеркнуть ее огромные глаза. Она взглянула на него, и он почувствовал, что весь мир замер.

– Мне нравится классика восьмидесятых, – сказала женщина, – но я ненавижу техно. Когда его слушаешь, в голове сразу всплывает всякая чепуха.

– Я бы хотел поставить Georgia on My Mind.

Она улыбнулась:

– Рэй Чарльз? Неплохой выбор. Но вам не хочется какую-нибудь повеселее – I Got a Woman или Leave My Woman Alone?

– А вы отлично разбираетесь в Рэе Чарльзе.

– Это да. Так как насчет чего-нибудь повеселее?

Рэндалл покачал головой и отвел глаза.

– Мне не хочется веселиться.

– О, ну ладно, – она подтолкнула его локтем и выбрала нужную песню. Из динамиков тотчас же полились звуки скрипок и густой мужской голос. – Вот, пожалуйста.

– Спасибо.

– Надеюсь, вам станет получше, потому что у меня в кошельке куча четвертаков и мне бы очень хотелось использовать их по назначению.

– Я попытаюсь это пережить.

Она на секунду замолчала, а затем вытянула вперед свисавший с шеи ламинированный бейджик:

– Кстати, меня зовут Аманда.

– Рэндалл.

Он протянул ей руку, и она пожала ее. Он ощутил, какая гладкая у нее кожа, и ему отчаянно захотелось притянуть девушку за руку к себе. Глядя на Аманду, он терял голову, хотя совершенно не мог сказать, отчего именно – глаза? Улыбка?