Когда Фредрику исполнился двадцать один год, умер человек, которого он звал отцом. Он погиб в автомобильной аварии. Кроме него, не пострадал никто. Дело было поздним вечером, и он уснул за рулем. Фредрик никогда не спрашивал мать, нашли ли в крови отчима алкоголь. Мать осталась жить в том же пригороде, но переехала в меньшую квартиру. Она работала в магазине кассиром до тех пор, пока в возрасте пятидесяти семи лет не умерла от рака матки.

Проведя пару лет в очень дурной компании, Фредрик сумел вырваться из нее и начал учиться. Причина была проста: деньги. Он видел, что его старые друзья, не получившие образования, влачили жалкую жизнь, перебиваясь случайными заработками, страдая от безработицы и не брезгуя мелкими преступлениями. Хотя все они постоянно твердили о своих грандиозных планах, Фредрик видел их насквозь. Эти крутые парни погружались в болото безысходности и нищеты. Он не хотел разделить их судьбу.

Он стал изучать промышленную экономику, это было настоящее будущее. Яппи стали героями восьмидесятых. Но еще до того, как Фредрик закончил курс обучения, он пережил и взлет и падение этих героев и, сдав выпускные экзамены, стал еще осторожнее, чем был в начале учебы.

Именно тогда он познакомился с Паулой, и эта встреча перевернула всю его жизнь.

Было странно, что они вообще встретились. Она, увлеченная искусством и презирающая деньги девушка из высшего общества, и он, обожающий деньги рабочий парень, презирающий искусство. Но пути денег и искусства иногда пересекаются, — вот так встретились Фредрик и Паула.

У Фредрика был хороший друг, который еще до всеобщего краха успел продать свои акции и теперь располагал неплохим капиталом, который надо было куда-то вложить. Акции стали ненадежными. Искусство же надежно всегда. Фредрик, проявив интерес и любознательность, вызвался однажды сопровождать друга на художественный аукцион. Когда друг показал ему большую газетную статью о подающем надежды художнике и предложил вместе пойти на выставку, Фредрик тотчас согласился. В художественных кругах о Фредрике уже поговаривали, но широкой публике он был пока неизвестен. Газетная статья свидетельствовала, однако, о том, что экономический подъем не за горами, и покупать надо было сейчас, пока не взлетели цены.

Они с другом были на выставке первыми гостями. Друг Фредрика быстро обошел экспозицию, показал на четыре картины, получившие красные очки, и мог теперь расслабиться, спокойно потягивать вино и болтать с другими посетителями.

Фредрик же немного растерялся. Он не понимал язык искусства, которым свободно оперировал его приятель, и не владел пока навыками светской болтовни и дружеских поцелуйчиков с едва знакомыми дамами. Поэтому он взял бокал вина и принялся прохаживаться вдоль стен, рассматривая картины. Тема всех картин была одна: барсуки. Натуралистично изображенные барсуки в городском ландшафте. Или, быть может, на всех картинах был изображен один и тот же барсук?

Барсук крутит колесо перед рестораном «Макдоналдс». Барсук вызвал столпотворение машин, так как перекрыл уличное движение. Тяжело раненный, истекающий кровью барсук лежит на тротуаре, а мимо него равнодушно шагают ноги прохожих. Все картины нарисованы с точки зрения барсука, поэтому город выглядит чудовищным и хаотичным.

Фредрик медленно делал один круг за другим, снова и снова разглядывая одни и те же картины. Каждый раз, проходя мимо стола, он наполнял опустевший бокал, и новая порция вина углубляла восприятие. Он уже и сам считал себя барсуком, попавшим в незнакомую, чуждую обстановку.

Когда вернисаж подошел к концу, в зале остались несколько человек: друг Фредрика, хозяин галереи, художник, писавший барсуков, и пара его друзей, учащихся живописи. Кто-то назвал расположенный поблизости ресторан, и все пошли туда, а через пару часов перекочевали в какой-то бар. Было уже очень поздно, когда вся подгулявшая компания отправилась домой к художнику выпить последний бокал вина. Среди гостей была хорошенькая девушка в джинсах и черном блейзере. Светлые волосы были собраны в тугой узел на затылке. Она все время молчала, движения ее были исполнены достоинства и изящества. Фредрик попытался познакомиться с ней поближе, и ему повезло.

Все расселись в мастерской барсучьего художника на полу и принялись болтать. Такой разговорчик о выставках, вспоминал он теперь: что она сделала, что он сделал, что у них получилось и чего они хотят дальше. Только потом он догадался, что ее мнение о себе было довольно невысоким, а мнение о нем весьма завышенным. Больше всего его впечатлило, как она села на пол — с абсолютно прямой спиной и изящно согнутыми ногами. Дисциплинированна, раскованна и элегантна одновременно. Она говорила, что раньше много занималась танцами.

Он даже не помышлял о том, чтобы назначить ей свидание, его фантазии не простирались так далеко. Она была для него недосягаемой, предназначенной кому-то другому, человеку, обладавшему совсем иными качествами, нежели он, Фредрик. Он не знал точно, какими должны быть эти качества. Наверное, интеллектуальными. Или качествами художественного вкуса. Или духовными. Он в любом случае ими не обладал. Мало того, он не сможет их купить. С деньгами это не имело ничего общего. Впервые в жизни он вдруг почувствовал, что деньги — не такая уж важная вещь, как он думал раньше.

Она сказала, что собирается посетить какую-то выставку, о которой много слышала, и спросила, не хочет ли он пойти вместе с ней. Он тотчас ответил согласием.

Они начали встречаться. Иногда наедине, иногда вместе с ее друзьями из художественной школы.

В матримониальном плане она была для него недостижима — Беатриче, парящая где-то в заоблачной вышине, и он был уверен, что эта влюбленность никогда не приведет к взаимным любовным отношениям.

В ней было что-то холодное, неуловимое и сверкающее, как в серебристой рыбе северных морей. Ее красота казалась ей само собой разумеющейся, ей не надо было ее подчеркивать, да она и не придавала ей особенного значения. Одевалась она просто, но стильно.

Он поражался ее мужеству, ее отваге: она взяла долгосрочный кредит, чтобы оплатить учебу по такой ненадежной специальности, как живопись. Тогда он не знал, что она из богатой семьи и что не будет голодать, если художественная ее карьера не увенчается успехом.

Но Паула была далека от мыслей о неудаче. Фредрику до сих пор не приходилось встречать такого целеустремленного человека.

Вначале он был, пожалуй, больше удивлен, чем влюблен. Ее красота его ослепляла, как и сила воли и уверенность в себе. Первой его мыслью было не «я хочу, чтобы она стала моей», а «я хочу быть таким, как она».

Он восторгался ею, как восторгаются идолами поп-культуры или великими спортсменами, и, вероятно, так и остался бы в этом пассивном обожании, если бы не сумел, в конце концов, превратить его в любовь.

Любовь стала той силой, которая заставила его приблизиться к ней, тем шестом, опираясь на который он смог допрыгнуть до ее высот. Она приняла это так естественно, что Фредрик едва мог поверить своему счастью. Как, впрочем, и всему, что было с ней связано.