Вершиной же его мастерства была химия. Все, что связано с наркотиками и составом крови. Доктор Кей знал все о том, как и в какой пропорции смешать нужные вещества, подготовив раствор для инъекций, поставив тем самым на ноги почти любого больного.

Если механизм подлежал ремонту, доктор Кей считал, что его необходимо привести близко к новому состоянию.

И чтобы поддерживать шустрость в ногах доктора Кея, на территории больницы работала отдельная минилаборатория. Коллеги шутили, что доктор Кей даже после конца света будет бегать по развалинам Эйоланда, проклиная медсестер и оживляя трупы.

Доктор Кей, впрочем, не мог существовать за пределами больницы. Химия поддерживала в нем жизнь и ум, и если ее поток иссякнет, он умрет. Белый свет и стерильность, в которых плавала его лаборатория, держали его на этом свете — но сугубо в очерченных границах стен, за которые он никогда не сможет выйти. И новая больница станет для него просто новой тюрьмой.

Впрочем, доктора Кея такая жизнь вполне устраивала.

Доктор Кей был мастером-химиком. А потому медлил, не открывая палату с Тоей, хотя обещанные им четверть часа уже прошли.

Он не знал, как ее отремонтировать. Предполагал, но не знал точно.

Механизм Тои ремонту, кажется, уже не подлежал.

Слишком много стимуляторов отравили ее. Он мог заменить ей кровь и большую часть прочей жидкости. Но как исправить её мозг, он не знал.

Он перебрал в голове варианты. Лоботомия? Слишком радикально, и она все равно не работает, как надо.

Найдя решение, он щелкнул пальцами. Вернувшись в лабораторию, он достал из морозильника контейнер с биопластинами, затем второй — с перемычками. Сняв трубку внутреннего телефона, отдал несколько указаний. Затем, подхватив кейс с лазерным скальпелем, он вернулся к палате и отомкнул ее.

Тоя сидела на кушетке, с задумчивым взглядом. Рядом стоял открытый ящик с аппаратом связи.

У самого доктора Кея не было детей. По крайней мере, тех, о которых бы он знал. Его жена умерла почти сорок лет назад, от заражения крови, здесь же, в больнице. Тогда еще он не был мастером, чтобы суметь излечить ее.

Их брак был бездетным. И доктор Кей любил Тою точно так же, как любят свою родную дочь.

Он отметил сгоревшие вибриссы и подпаленную шерсть, следы химического ожога от пены огнетушителя. Тоя Багенге выглядела так, будто ее несколько раз переехали автомобилем, но потом вставили обратно изломанные конечности, вернули на место шею и заставили ходить. В остекленевших глазах плескалось безумие, рожденное нагрузкой и недосыпом.

Она уже не могла нормально спать — он видел это ясно, отчетливо, словно смотрел не в лицо, а в открытую книгу. Сон, универсальное лекарство от всего на свете, ей помочь уже не мог — все нужные рецепторы в мозгу были выжжены химией.

Где-то в глубине помутневших зрачков крутился механизм мысли — Тоя думала, считала, размышляла. Ее мозг, пока еще не осознавший утраты части самого себя, работал на полных оборотах, как работает машина с сорванным предохранителем и неисправными тормозами, не в силах ни замедлиться, ни, тем более, остановиться.

Доктор Кей почувствовал, как на его глазах выступили слезы.

— Как ты, моя дорогая? Кажется, генерал сообщил тебе не самые хорошие новости? Можешь не отвечать, это риторический вопрос. Ты готова к операции?

— Операции? — удивилась Тоя.

— Я имею в виду нейтрализацию токсина в твоей крови, — пояснил он.

Тоя нахмурилась.

— Доктор, а это обязательно? Я нужна в Управлении. Может, мы отложим процедуру на завтра, или послезавтра?

Он вздохнул, подошел к ней и взял ее ладони в свои.

— Тоя, скорее всего ты не доживешь до завтра в своем уме, если мы сейчас же тобой не займемся. Час времени не решит ничего в твоей работе, поверь мне.

— Хорошо, — сдалась она. — Тогда давайте решим это как можно быстрее.

Он подождал, когда она уляжется на кушетку, и ввел ей в вену раствор. Подождав, когда она впадет в беспамятство — сном ее состояние уже нельзя было назвать, он открыл дверь и впустил внутрь медсестер с каталкой. Те быстро и привычно перегрузили Тою, и сквозь залитые белым коридоры отвезли ее в операционную.

Операция займет часов пять, прикинул доктор Кей, надевая перчатки. Затем быстрыми ловкими движениями вскрыл Тое череп, рассек мозг и принялся устанавливать в него биопластину и перемычки.

Одетые в белое медсестры-Саеда молча ему помогали.

***

Песка здесь не было. Его унесло ветром. Желтые оттенки сменились красными. Тут и там громоздились черные слоистые скалы, маленькие и большие. Большие росли вверх самыми причудливыми формами, будто камни столетиями заползали друг на друга, стремясь покрыть собой небо и закрасить его своим цветом.

Куда мне идти? — подумала Тоя.

Выбрав небольшую, в несколько метров высотой, скалу, она забралась на нее, и окинула взглядом окрестности.

Район со скалами оказался небольшим, в этой громадной праматери пустынь. Наверняка, в ее глубине существовали и другие такие, с черными скалами. Возможно, даже более высокими. Но здесь, в этом ее краю, скалистые черные башни не выходили за границы площади одного квадратного километра.

Там, где скалы не ограничивали обзор, Тоя видела, как пустыня уходит вдаль. Местами плоская, как стол, смыкающаяся с небом где-то вдали. Местами исковерканная буграми и поднятиями, кучами камней, стремящаяся к горам.

В воздухе еще витала утренняя прохлада. Или уже вечерняя? Вряд ли время здесь совпадало со временем в Эйоланде, подумалось ей.

Воздух был ясен и прозрачен, как только что вымытое окно. Громады гор поражали снежными шапками и платьями ледников. Ей казалось, что она видит даже реки в их узких долинах.

Оглядывая пустыню, она заметила редкие домики ферм. В одном из них, подумала она, наверняка живет старый Асан Ахан, со своим грузовичком Карлом. А в другом обитает Марж Мэйтата, под странными вывесками TotalErg и AutoGrill. Асан ездит к Марж пить кофе. И где-то еще, в свою очередь, раскинулось ранчо Багенге.

Отчего-то ее пронзило острое чувство, что в этот раз она не сможет просто так вернуться в Эйоланд. Просто взять и проснуться, лежа на кушетке доктора Кея Багенге. Исчезнуть отсюда и перенестись обратно в родной город, не знающий запаха пустыни.

И что там, в городском госпитале, может пройти лишь обещанный доктором час. Однако здесь, в пустыне, из которой она не сможет вернуться, за это же время пройдут века.

Она много думала о Флэте. Слишком много. И сейчас, когда ее город, жизненно важным органом которого она являлась, готов развалиться на части,