Скоро в высоких дверях возник и он сам — совершенное сочетание золота и синевы, резко выделяющееся на фоне разноцветных нарядов королевской свиты. Сильви сказала себе, что инфанте повезло, даже не будучи королем Франции, Людовик прослыл бы очень интересным молодым человеком, которого не портил даже небольшой рост. Привычка повелевать проявлялась во всем его облике, сквозила в горделивом взгляде голубых глаз, в царственной посадке головы, в снисходительной уверенности жестов, во всей повадке. Людовик XIV обладал грацией танцора, лишенной даже слабого подобия слащавости. А до чего притягательна была его улыбка! Вряд ли нашлась бы женщина, способная перед ним устоять.

Месье, брат короля, шествовавший с ним почти что бок о бок, разве что самую малость позади, являл разительную противоположность монарху. Даже огромные каблуки не могли исправить главный его недостаток — малый рост; в остальном же и он был хорош собой. Густые темные волосы в завитках и тонкие черты лица выдавали немалую примесь итальянской крови. Нарумяненный, надушенный, увитый лентами, разодетый в пух и прах, он изо всех сил старался соответствовать своей репутации «первого красавца королевства», хотя силой духа мало уступал самому королю. Мазарини сделал Филиппа таким, каким хотел, привил ему чрезмерный интерес к туалетам, страсть к искусству, радостям жизни, всему красивому и изящному. Главная цель кардинала состояла в том, чтобы новый король не столкнулся в лице брата с опасностью, какую представлял для его отца неуемный Гастон Орлеанский. Судя по всему, цель

была достигнута.

Людовик XIV пребывал в прекрасном настроении, игры развеяли его, заставив забыть — надолго ли? — грусть, владевшую им со времени разрыва с Марией Манчини. Благодаря этому счастливому стечению обстоятельств Сильви была встречена почти что с распростертыми объятиями. Зоркий глаз короля немедленно разглядел ее среди дам, окружавших его мать, и он немедленно направился к ней.

— Какая радость — снова вас видеть, герцогиня! Вы обольстительны, как прежде.

Он подал ей руку, заставив выпрямиться после глубокого реверанса, и прикоснулся к ее пальцам губами, над которыми топорщились тонкие усики. Придворные были удивлены вниманием к герцогине де Фонсом со стороны короля и уже завидовали ей.

— Вы слишком добры ко мне, государь, — ответила Сильви. — Как мне благодарить вас за заботу обо мне?

— Никак, ибо нет ничего естественнее, мадам. Я поставил целью окружить ту, которой суждено стать моей супругой, дамами, к которым я отношусь лучше, чем ко всем остальным, а вы, смею верить, — самый давний мой друг. Подойди-ка, Пеглен!

При звуке этого имени Сильви вздрогнула, перед ней предстал человек, о котором грезили две глупышки Немур. Трудно было понять с первого взгляда, что они в нем нашли. Это был невысокий, довольно-таки блеклый блондин, недурно сложенный, но не слишком красивый. Впрочем, в его облике угадывались незаурядное чувство юмора и дерзость. Последнее подтвердилось незамедлительно.

— Государь, мое имя — Пигильгем. Неужели это так трудно произнести?

— На мой вкус, «Пеглен» звучит не так варварски. К тому же ваши мучения временны, после того, как граф де Лозен, ваш батюшка, отправится на тот свет, вы унаследуете его имя и титул. А пока позвольте представить вам дорогую мне госпожу герцогиню де Фонсом. Вы очень меня обяжете, если завоюете ее дружеское расположение.

— С радостью сделаю это, государь, — ответил молодой человек, приветствуя Сильви с непревзойденным изяществом и галантностью. — Достаточно взглянуть на герцогиню всего разок, чтобы зажечься желанием ей понравиться.

Произнося эту тираду, он смотрел ей прямо в глаза и так простодушно улыбался, что полностью ее обезоружил.

— Только не сгорите дотла, сударь. Излишнее пламя вредно для дружбы, без которой жизнь теряет почти всю свою прелесть, — предостерегла его Сильви, смеясь. — Впрочем, лично я буду стараться, чтобы мы подружились.

Король проследовал дальше. Сильви и Пеглен обменялись еще несколькими любезными фразами, после чего молодой человек бросился, не скрывая рвения, к весьма красивой даме, беседовавшей с госпожой де Конти. Дама шагнула ему навстречу, и они о чем-то заговорили.

— Кто это? — спросила Сильви у госпожи де Мотвиль, незаметно указывая на пару веером. — Меня интересует женщина.

— Дочь маршала Грамона, Катрин-Шарлотт. Они с господином де Пигильгемом кузены, провели вместе детские годы.

— Они любят друг друга?

— У меня это не вызывает сомнений. К сожалению, Катрин стала несколько недель назад принцессой Монако. Бедняга Пигильгем обладает только звонким именем, он недостаточно богат, чтобы просить ее руки. Но это не мешает ему претендовать на остальные части ее тела…

Представив себе распухшие от слез личики девочек Немур, Сильви со вздохом подумала, что они не выдерживают сравнения с мадемуазель де Грамон и что их несчастной матери предстоит с ними еще немало горя. Правда, в этом возрасте можно запросто влюбиться в кого-нибудь еще. Во всяком случае, для большинства девушек это не составляет труда…

Испытывая сильную усталость после путешествия и не стремясь проводить ночь в развлечениях — на площади намечались народные танцы, в одном из домов играли комедию, а королева устраивала бал, — Сильви без труда получила разрешение удалиться для отдыха, тем более что на следующее утро был намечен ранний выезд в Фуэнтерабиа. Однако, вернувшись к дому Эшевери, она с изумлением встретила там все того же мушкетера де Сен-Мара, проявившего редкую настойчивость. Казалось, он уже пустил корни, стоял, сложив на груди руки, под балконом дома напротив и не сводил глаз с одного из окон, словно надеялся, что, не выдержав его взгляда, оттуда кто-то высунется.

При появлении носилок Сильви он подпрыгнул и попытался скрыться в тени между двумя домами.

— Определенно, здесь замешана любовь, — пробормотала госпожа де Фонсом.

Загадка разрешилась без промедления. Сильви, вынужденная принять предложение хозяина дома отужинать, познакомилась с хорошенькой девушкой лет семнадцати.

— Моя дочь Маитена, — коротко представил ее Эшевери.

Девушка присела в изящном реверансе, приветствуя герцогиню. То был прекрасный цветок Страны Басков, смуглая кожа, иссиня-черные волосы, пылающий взор. Она обладала всем необходимым, чтобы вскружить голову любому знатному кавалеру, не говоря уж о скромном мушкетере.

После ужина Сильви завела об этом беседу с Персевалем, не покидавшим дом с момента приезда.

— Я тоже его заметил, — признался он. — И тоже все понял, едва увидел девушку. Этот мушкетер, изображающий соляной столб, поступает как совершенный безумец? Наш хозяин нисколько не похож на папашу, способного позволить не известно кому любезничать со своей дочкой.

— Привезя нам королевское послание, Сен-Мар произвел впечатление серьезного человека.

— Вам ли не знать, что любовь превращает в последних олухов даже первых мудрецов? Между прочим, он по-прежнему здесь, — заметил Рагнель, подойдя к распахнутому окну, в которое лились дивные ароматы южного вечера и волшебная музыка. — Смотрите, это что-то новенькое!