"Однажды граф пришел к госпоже Помпадур, а она чувствовала себя неважно и лежала на шезлонге. Он показал ей шкатулку с топазами, рубинами и изумрудами. Говорили, что стоит это все целое состояние. Госпожа позвала меня, — рассказывает госпожа дю Оссет, — чтобы все это посмотреть. Я смотрела с изумлением, но при этом делала исподтишка моей госпоже знаки, что все это, наверно, фальшивка. Граф стал искать что-то в своем портфеле, который был размером, как два футляра для очков, и вынул оттуда две или три бумажки, которые он развернул. Там был великолепный рубин, и еще он бросил на стол маленький крестик из белых и зеленых камней. Я рассмотрела его и сказала: "Недурная вещица, не стоит ее бросать". Тут же граф стал настаивать на том, чтобы я взяла ее себе. Я отказывалась, он настаивал. Моя госпожа также отказывалась за меня. Он так настаивал, что моя госпожа, думая, что она стоит не более сорока луи, знаком приказала мне согласиться. Я взяла крестик, очень довольная манерами графа. Спустя несколько дней моя госпожа подарила ему в ответ покрытую эмалью шкатулку с портретом, не помню какого, греческого мудреца. Со своей стороны я показала крестик, который потянул на тысячу пятьсот франков. Моей госпоже он предложил показать портреты из эмали работы Петито, она ему ответила, чтобы он пришел к ужину во время охоты. Там он показал портреты, и моя госпожа ему сказала: "Поговаривают о прелестной истории, которую Вы рассказали второго дня у господина Первого167 и свидетелем которой Вы были пятьдесят или шестьдесят лет тому назад". Граф улыбнулся. Пришли господин Гонто и дамы, и дверь закрыли"168.

История на самом деле банальная: дело происходит в Голландии, в Гааге. Некий молодой человек выдал себя перед испанским послом маркизом Сен-Жилем169 за сына маркиза Монкада, испанского гранда, и истребовал от него некую сумму денег. Деньги ему понадобились для некой молодой актрисы, такой же хитрой, что и сам молодой человек170.

Поскольку госпожа дю Оссет утверждает, "что история правдива от начала до конца", можно заключить, что граф Сен-Жермен был знаком с ее актерами. О том, что граф дружил с маркизом Сен-Жиль, мы писали в первой главе171.

Кроме встреч и бесед с Людовиком XV и госпожой де Помпадур172, граф Сен-Жермен бывал в лучших домах при дворе. Он принимал приглашения на ужин, которые ему делали друзья, однако при этом "придерживался строгой диеты, за едой никогда не пил"173.

Он часто проводил вечера у госпожи д’Юрфе, недалеко от улицы Сен-Пэр в изящном особняке на набережной Театинов (ныне набережная Вольтер), в богатой квартире, где она жила в роскоши. Ее салон был известен на весь Париж, его посещали лучшие люди, и все мечтали быть в нем принятыми.

Род д’Юрфе был одним из наиболее древних, хоть и не самых знатных и могущественных во Франции. Большое число его представителей в разное время занимали высокие посты.

Жанне Камю де Понкарре — последней маркизе д’Юрфе — было в то время пятьдесят три года. Это была стройная, жгучая брюнетка с чистым профилем, освещенным красивыми голубыми глазами; она была еще очень очаровательной. К тому же она была любезна, весела, очень образованна, музыкальна и умела обворожить своих слушателей.

Как-то вечером (в мае 1758 г.) граф Сен-Жермен пришел в гости к госпоже д’Юрфе на ужин, в котором участвовал и скандально известный Казанова. Кто не знает эту "знаменитую каналью"174, целью которого в жизни было показать себя, блистать и обогатиться за счет других. Тем не менее Казанова признался в том, что граф Сен-Жермен произвел на него впечатление175. Последний ничего не ел и говорил от начала до конца ужина. "Признаюсь, трудно говорить лучше, чем он, — напишет впоследствии Казанова. — Его тон был решительным, но настолько взвешенным, что это не было неприятно"176. Казанова внимательно слушал графа. И действительно, разговор графа был обворожительным, "о чем бы ни говорил, о какой бы эпохе ни рассказывал, удивляло то, что он знает или придумывает огромное количество вероятных, интересных вещей, по-новому освещающих самые загадочные факты"177. Даже самым закоренелым скептикам было интересно слушать графа, в то время как молчаливые гости поедали ужин.

Граф Сен-Жермен настолько удивил Казанову, что тот набросал его портрет: "Он был высоким, ученым, говорил отлично на большинстве языков, был великим музыкантом, великим химиком и лицом был приятным"178.

Как уже говорилось, госпожа д’Юрфе была очень учений. "Когда она была еще молодой девушкой, мадемуазель де Понкарре уже проявила свою природную тенденцию к расследованию всего того, что кажется вне рамок законов природы. Она была очень образованна, владела модными видами салонного искусства, мастерски играла на клавесине и не про" являла свойственного ее возрасту легкомыслия. Воспиталась в Руане, прочла всю библиотеку отца, с предпочтением для книг о каббалистических науках, детальных рассказов о стройках Средневековья, современных работ знаменитых алхимиков с рецептами изготовления волшебных зелий179. Получив в наследство драгоценную библиотеку рода д’Юрфе, она бережно ее хранила и даже обогатила многочисленными редчайшими рукописями стоимостью более чем в сто тысяч ливр"180 и посвященных исключительно химии.

"В самой тайной части ее апартаментов была устроена обширная химическая лаборатория, где громоздились всякого рода тигли, змеевики, реторты и печи, необходимые для ее таинственных опытов… Именно здесь, в этом укромном, тщательно закрытом от посторонних и осторожно отрытым некоторым посвященным месте, которое она называла своим храмом, она проводила каждый день долгие часы, исследуя бальзамирующие свойства различных растений, для изготовления своеобразного эликсира долголетия, от которого она ждала поразительных эффектов"181.

Известно, какую комедию разыграл Казанова перед маркизой д’Юрфе, в результате которой этот вымогатель по части магии ее обманул. Он убедил ее в том, что для того чтобы соединиться с элементарными духами, нужно себя подвергнуть гипостазе, то есть переселению души в тело ребенка мужского пола, рожденного от философического союза бессмертного и смертной женщины. На самом деле со стороны Казановы это был лишь обман, в ходе которого он заполучил от госпожи д’Юрфе кругленькую сумму. Она же до самой смерти была убеждена, что носит в себе чудо-ребенка, в тело которого она должна была впоследствии переселиться.

В отличие от Казановы182 граф Сен-Жермен проявил перед маркизой д’Юрфе крайнюю осторожность и ни разу не сыграл роль предсказателя или пророка183. К слову сказать, почти ничего неизвестно об их отношениях, кроме "язвительного", даже не любопытного рассказа. Как-то на вечере у маркизы присутствовал граф. Услышав фамилию Креки, он стал рассказывать о своих отношениях с кардиналом Креки — епископом в Ренне во время собора в Тренте. Гостья поправила графа: "Извините, он был епископом в Нанте". Граф рассердился и спросил, кому имеет честь. Дама ответила: "Угадайте". Не будучи в состоянии назвать ее фамилию, граф сказал: "Вы носите фамилию, в корне которое — куфическое, еврейское и самаритянское слово, слово простое, легко разбираемое!" Это и была маркиза Креки184.