с Москвы, а самому владети Москвою. Ныне же, книже, приспе времи наше, ико великый царь Мамай грядеть на него и на землю его. Ныне же, княже, мы оба приложимся к царю Мамаю, вем бо, яко царь дасть тебе град Москву, да и иные грады, которые от твоего княжениа, а мне дасть град Коломну, да Владимерь, да Муром, иже от моего княжениа близ стоять. Аз же послах своего посла к царю Мамаю с великою честью и с многыми дары. Еще же и ты пошли своего посла и каковы имаши дары и ты пошли к нему, и грамоты свои списав, елико сами веси, паче мене разумееши».

Князь же Ольгорд литовский, слышав то, вельми рад бысть за велику похвалу другу своему князю Ольгу резанскому. И посылаеть скоро посла к царю Мамаю с великыми дары и с многою тешью царьскою. А пишеть свои грамоты сице: «Въсточному великому царю Мамаю, князь и Вольгорд литовскый, присяжник твой, много тя молить! Слышах, господине, яко хощеши казнити свой улус, своего служебника, московскаго князя Дмитриа. И того ради молю тя, вольный царю, раб твой, яко велику обиду творить князь Дмитрей московской улуснику твоему князю Ольгу резанскому, да и мне тако же велику пакость дееть. Господине царю вольный Мамаю! Да приидеть дръжава твоего царства ныне до наших мест, да вйидеть, царю, твое смотрение нашеа грубости от московскаго князя Дмитриа Ивановичи».

Помышляше же в себе, глаголющи, Олег резанскый и Вольгорд литовскый: «Яко егда услышить князь Дмитрей царев приход и ярость его и нашу присягу к нему, тъ отбежыть с Москвы в Великый Новъград или на Белоозеро, или на Двину. А мы сядем на Москве и на Коломне. Егда же царь приидеть, и мы его з большими дары срящем и с великою честию и умолим его, и възвратится царь в свои орды, а мы княжение московское царевым велением разделим себе, ово к Вильне, ово к Резани, и имать нам дати царь Мамай ярлыкы своа и родом нашим по нас». Не ведаху бо, что помышляюще и что се глаголюще, акы несмыслени младые дети, неведяще божиа силы и владычня смотрениа. По истинне бо рече: «Аще кто к богу веру з добрыми делы и правду в сердци дръжыт и на бога упование възлагаеть, и того человека господь не дасть в поношение врагом быти и в посмех».

А огосударь князь великий Дмитрей Ивановичь смирен человек и образ нося смиреномудрия, небесных желаа и чаа от бога будущих вечных благ. Не ведый того, что на него съвещевають зол съвет ближнии его друзи. О таковых бо пророк рече: «Не сътвори ближнему своему зла и не рой, ни копай врагу своему ямы. На бога творца въскладай. Господь бог можеть живити и мертвити».

Приидоша же послы к царю Мамаю от Вольгорда литовскаго и от Ольга резанскаго и принесоша ему многыа дары и написанью книгы.

Царь же приат дары с любовию и книгы, и розслушав в грамотах, и послов чествовав отпусти, и написа отписание сицева: «Вольгорду литовскому и Ольгу резанскому. На дарех ваших и за хвалу вашу, что приписастеся ко мне, елико хощете от мене вотчины русскые, тем отдарю вас. А вы ко мне присягу имейте и сретите мене, елико где успеете, и одолейте своего недруга. Мне убо ваша помощь не добре удобна, нъ аще бых аз ныне хотел своею силою великою и аз бы древний Иерусалим пленил, яко же и халдеи. Нъ ныне чести вашей хощу, моим имянем царьскым и грозою, а вашею присягою и рукою вашею распужен будеть князь Дмитрей московскый, и огрозится имя ваше в странах ваших моею грозою. Мне убо царю достоить победита царя, подобна себе, то мне подобаеть и довлееть царьскаа чесьть получити. А вы ныне пойдите от меня и рците князем своим глаголы моя».

Послы же възъвратившеся от царя к своим князем и сказаша им, яко царь Мамай здравить и вельми вам, за хвалу вашу великую, добр глагол глаголеть. Они же скудни умом възрадовашася о суетнем привете безбожнаго царя, а не ведуще того, яко бог даеть власть, ему же хощеть. Ныне же едина вера, едино крещение, а к безбожному приложишяся вкупе гонити православную веру христову. О таковых бо пророк рече: «Поистине сами отсекошяся своеа добрыа масличны и присадишяся к дивий масличне».

Князь же Олег резанскый начат поспешывати, слати к Мамаеви послы и рече: «Подвизайся, царю, скорее к Руси». Глаголет бо премудрость: «Путь нечестивых не спешится, нъ събирают себе досажениа и понос». Ныне же сего Ольга оканнаго новаго Святоплъка нареку.

Слышав же то князь великий Дмитрей Ивановичь, яко грядеть на него безбожный царь Мамай с многыми ордами и с всеми силами, неуклонно яряся на христианство и на христову веру и ревнуя безглавному Батыю, князь же великий Дмитрий Ивановичь вельми опечалися о безбожных нахождении. И став пред святою иконою господня образа, яже в зглавии его стояще и, пад на колену свою, нача молитися и рече: «Господи, аз грешный смею ли молитися тебе, смиреный раб твой? то к кому простру уныние мое? нъ на тебя надеюся, господи, и възвергу печаль мою. И ты господи, царю, владыко, светодателю, не сътвори нам, господи, яко же отцем нашим, иже наведе на них и на грады их злаго Батыа. И еще бо, господи, тому страху и трепету в нас суще велику. И ныне, господи, царю, владыко, не до конца прогневайся на нас, вем бо, господи, яко мене ради грешнаго хощеши всю землю нашу погубити. Аз бо съгреших пред тобою паче всех человек, сътвори ми, господи, слез моих ради, яко Иезекию, и укроти, господи, сердце свирепому сему зверю». — Въсклонися и рече: «На господа уповах и не изнемогу». И посла по брата своего по князя Владимера Андреевичи в Боровеск, и по все князи русские скорые гонци розослав, и по вся воеводы местныа, и по дети боярскые, и по все служылые люди. И повеле им скоро быти у себя на Москве.

Князь же Владимер Андреевичь прииде вборзе к Москве и вси князи и воеводы. Князь же великий Дмитрей Ивановичь, поим брата своего князя Владимера Андреевичи, прииде к преосвищенному митрополиту Киприану и рече ему: «Веси ли, отче нашь, ныне настоащую сию беду великую, ико безбожный царь Мамай гридеть на нас, неуклонным образом ярость нося?» Митрополит же рече великому князю: «Повежь ми, господине, чим еси пред ним не