подошла к ней, крепко сжимая свою куртку. Мы защищали гвоздику, потому что не хотели, чтобы кто-то к ней приближался. Мы даже огородили ее тонкой проволокой, потому что маленькие дети могли случайно ей навредить.

Хотя я с детства не интересовалась цветами, гвоздику любила как сумасшедшая. Среди множества цветов моими любимыми почему-то стали именно гвоздики. Их запах, казалось, проникал в меня. Казалось, он мог заставить меня забыть все беды и несчастья. Мы с Сенем собирались выращивать ее вместе, обрезать и, когда понадобится, поливать росток. Прошло много времени, но я не видела ни одного цветения, хотя все еще ждала весны.

Я, возможно, увижу, как она зацветет спустя время, но у Сенем уже не будет такого шанса. Она не увидит, как распускаются бутоны. Эти размышления отозвались болью в сердце.

– Ниса, сестренка?

Когда я услышала голос Ханан, то вынырнула из своих мыслей.

Я даже не знала, что она здесь.

Ханан – двенадцатилетняя дочка госпожи Севды. После школы она часто приходила в приют и проводила время со своими сверстниками. Иногда госпоже Севде было так трудно все успевать. Но она никогда не оставляла свою маленькую девочку и не хотела отпускать ее далеко от себя. Многие дети растут без материнской любви, госпоже Севде не раз приходилось видеть слезы брошенных детей и лишать свою дочь материнского тепла ей не хотелось. Мы не жаловались на такое положение вещей, любили Ханан и играли с ней.

Она даже покупала для меня журналы в канцелярском магазине.

Когда она сказала: «Мама хочет видеть тебя в своем кабинете», – я последовала за ней, ничего не ответив.

Я не очень хотела слушать, что мне скажут, но уважала госпожу Севду и не могла не пойти.

Когда я снова вошла в детский дом, сложив руки на груди, то вдруг поняла, что вся дрожу, несмотря на комфортную температуру в помещении. Я медленно шла к кабинету госпожи Севды, Ханан прибежала в кабинет матери быстрее меня. Когда я вошла, Сенем тоже была там. Хотя, когда я уходила, она оставалась в нашей комнате.

Она читала книгу в кожаном кресле у окна.

Мне стало интересно, что госпожа Севда собирается нам рассказать. Меня пугало то, как я могла бы отреагировать на ее слова. Глаза Сенем казались такими же грустными, как, должно быть, и мои.

Госпожа Севда постукивала пальцами по клавиатуре на своем столе и молчала. Глубоко вздохнув, она подняла глаза от компьютера, сняла очки и прочистила горло.

– Так. Вы, наверное, догадываетесь, почему я позвала вас.

Когда она заговорила, я сразу почувствовала печаль в ее тоне.

Я поняла, что скоро придется прощаться, а мне этого совсем не хотелось. Труд госпожи Севды был неоценим, и ей тоже приходилось очень тяжело.

– Я разговаривала с семьей Алтун по телефону. Они сказали, что хотят тебя удочерить, Сенем. Они очень настаивают на этом, – продолжила она.

Я не знала, что делать. Мне хотелось кричать. Я с трудом сдерживалась.

– Не может быть.

Когда я вмешалась и ответила раньше Сенем, лицо госпожи Севды стало еще более несчастным.

– Я знаю, что у вас обеих есть мечты, Ниса, но госпожа Эсма очень настаивает. Поверьте, я пыталась ее отговорить.

С каждой секундой ком в моем горле становился все больше, и я посмотрела на Сенем. Она уставилась на свои руки, лежащие на коленях. Какого черта она не смотрит ни на меня, ни на госпожу Севду, никак не реагирует?! Ее молчание казалось абсолютно непонятным.

– Почему я?

Когда она, наконец, нарушила молчание, я задалась тем же вопросом.

Мне было так интересно. Я знала, что она не хочет уходить, что подруга не хочет меня оставлять, но этот вопрос требовал ответа.

– Боюсь, я не могу сказать тебе этого, моя милая. Но у них действительно есть причины.

Есть причина. Есть причина, по которой они так сильно хотят заполучить Сенем.

И что же так важно для них? Может быть, они действительно ее родственники, которые отвергли ее много лет назад.

Госпожа Севда сказала бы нам об этом.

– Они живут в маленьком городе далеко отсюда. Это довольно богатая семья. Они очень дружелюбны. Господин Деврим один из лучших хирургов. Его жена, госпожа Эсма, очень добрая женщина. Мы давно знакомы. Я впервые встретила ее в благотворительном фонде. Они с мужем не только неоднократно делали пожертвования, но и не раз помогали нашему детскому дому.

Пока госпожа Севда рассказывала Сенем об этой семье, я чувствовала, что нас покупают. Это привело меня в, а она продолжала говорить об этой семье, и мой гнев только усиливался. Если бы я только могла сказать Сенем.

Так что же я здесь делаю? В конце концов, это не я.

Они хотят удочерить ее. Они хотят забрать ее как игрушку.

Я не могла больше терпеть.

– А зачем вы позвали меня, госпожа Севда?

Мой голос дрожал, и я позволила своим глазам наполниться слезами. Я не хотела плакать, но ничего не могла с собой поделать.

Я осталась одна.

– Я знаю, насколько вы преданы друг другу, насколько вы любите друг друга. Я знаю, что ты любишь ее. Вы выросли вместе, но я не хочу, чтобы ты морочила голову Сенем. Не позволю. Она должна сама принять это решение.

Когда госпожа Севда сказала это, я все поняла. В этой комнате не было места для меня. Она сказала, что знает, как мы связаны, но все равно выступала за тех, кто хотел нас разделить.

– Вы даже не спросили моего мнения, – пробормотала я надломленным голосом.

Я вытерла каплю на щеке тыльной стороной ладони и отвернулась.

– У меня здесь нет никаких дел. Приятного общения. Вы и без меня можете нахваливать эту семью, госпожа Севда, – добавила я, а затем направилась к двери и вышла из кабинета. Я помчалась по коридору, рыдания сменились тихими всхлипами, слезы лились из глаз. Я запыхалась, горло горело.

– Ниса!

Единственное, в чем я сейчас нуждалась, – это в одиночестве, и голос внутри меня говорил, что в будущем у меня его будет предостаточно.

«Эгоизм – это не жить так, как хочется жить самому, а заставлять других жить так, как хочется жить самому», – сказал Оскар Уайльд.

Так ли это на самом деле? Потому ли, что человек эгоистичное существо, он не мог сдаться, или потому, что страх одиночества вонзился в его сердце, как нож? Я не могла принять решение. Все, о чем я могла думать – это о том, что я ни о чем не могу думать