И действительно, результаты тестов по сути превращаются в безликую твердую валюту – на рынке недвижимости. Недавно мне довелось побывать в сельскохозяйственном районе северного Иллинойса, и там я увидел дома, за которые в пригородном районе северного Иллинойса, или в южном Иллинойсе, по этой причине выложили бы сумму вдвое, а то и втрое большую, чем в сельскохозяйственном районе северного Иллинойса. Стоимость домов определяет множество факторов, но в группу наиболее важных из них быстро вклиниваются результаты тестирований. Бытует мнение, будто результаты тестов могут служить мерой того, что производит тот или иной школьный район, и на недвижимость в районах, отличающихся превосходными баллами по тестам, существует даже специальная наценка. Скажем, за дом в районе New Trier School в пригороде Чикаго приходится платить больше, чем за такой же дом в других районах, даже если они находятся в непосредственном соседстве с ним!

Бизнес, с его постоянным требованием роста производительности, ничем не лучше. Хотя результаты тестов могут относиться к разряду конфиденциальных сведений, но данные о производительности в общем случае к таковым не относятся, по крайней мере в компаниях открытого типа. И компании стремятся наращивать свою производительность до максимума, потому что сегодня они вынуждены или поступать подобным образом, или разоряться. В глазах служащих департаментов занятости производительность работников нередко тесно связана с высокими показателями тестирования. Как следствие, им приходится поддерживать высокие проходные баллы в тестах, используемых для отбора кандидатов на рабочие места, и бывает, что лучшие претенденты не могут получить место лишь по той причине, что их показатели недостаточно высоки по меркам рынка занятости с его обостренной конкуренцией. Но действительно ли показанные в тестах высокие результаты имеют значение для отбора претендентов или подобное упование на баллы сродни какому-то предрассудку вроде танца дождя?

Время от времени, когда я получаю приглашение посетить какое-нибудь восхитительное место, например американский Юго-Запад или Средний Восток, у меня возникает желание осмотреть все его туристские достопримечательности. А поскольку у меня обычно времени на это не хватает, то единственное, на что я могу рассчитывать, – это что меня пригласят сюда еще раз. Загвоздка лишь в том, что я уже прочел здесь свои лекции по проблемам интеллекта, творчества или еще чего-то, и вполне возможно, что больше меня сюда уже не пригласят. Значит, мне нужно зайти с другого конца.

И вот что я придумал. Чтобы получить такое приглашение, я должен проявить чуткость к потребностям хозяев – а что жителю Среднего Востока требуется больше, чем вода? Дождей там очень мало. Допустим, я предложу им вызвать дождь. Фактически я даже гарантирую это – они получат обратно вдвое больше, чем заплатили, если я не сделаю этого. Отчаявшись, они приглашают меня, и в первое же утро по прибытии я исполняю танец дождя. Пошел дождь? Разумеется, нет. Они требуют назад обещанную двойную сумму. Я говорю: «Да вы шутите! Это же Средний Восток. Здесь ничего не делается быстро. Нельзя же ожидать, что я вызову дождь за один день».

Итак, каждое утро ровно в девять я исполняю танец дождя, а остаток дня посвящаю обзору достопримечательностей. Рано или поздно дождь наконец идет, я благодарю моих хозяев за гостеприимство и отбываю восвояси.

В чем тут суть? Суть в том, что на протяжении тысячелетий люди верят в танец дождя, ведь если неустанно исполнять его, то дождь в конце концов пойдет. Возможно, вы не верите в танец дождя, но не исключено, что у вас имеется какой-то схожий предрассудок или привычка. Скажем, к примеру, вам срочно понадобился лифт. В кабине кто-то есть, и горит кнопка со стрелкой, направленной вверх. Но вы все равно давите на нее. Почему? Потому, что человек, нажимая на кнопку подобным образом, всегда получает вознаграждение – давите на нее не переставая, и рано или поздно лифт обязательно придет!

Понятное дело, сам я никогда не делаю ничего подобного. Но что у меня есть, так это счастливый амулет, который я почти всегда ношу на шее. Приносит ли он мне удачу? Не имею представления. Но зачем рисковать, снимая его? А снимаю я его в единственном случае – когда делаю рентгенографию грудной клетки. Сегодня любому известно, что большие дозы рентгеновских лучей вызывают раковую болезнь. Поэтому я продолжаю связывать снятие моего счастливого амулета с опасностью заболеть раком. Зачем рисковать подхватить рак? Я по сути никогда не даю себе шанса опровергнуть свои прежние убеждения.

И аналогично, коль скоро руководство какой-то организации – будь то начальная школа, колледж или деловая компания – уверовало в способность тестов предсказывать будущее, попробуйте заставить его отказаться от практики тестирования. Занятие это достаточно трудное, ведь если в эту организацию принимают только тех студентов (или берут лишь тех работников), которые показывают в ее тестах результаты, превышающие определенный порог, тогда любой их успех – подчеркиваю, любой – будет приписан именно этому превышению. Иными словами, такая организация находится в положении верующего в действенность танца дождя, в чудо с лифтом или в счастливый амулет. При такой системе она только и делает, что позволяет своим верованиям подтверждаться. Ничему другому из того, что могло бы опровергнуть эти убеждения, сбываться просто не дают.

Ситуация может оказаться еще хуже. Допустим, всего лишь однажды или, может, дважды вы приняли кого-то с баллами ниже проходных – т. е. допустили «тестовый прецедент». Как правило, все знают, что стоит за тестовым прецедентом. Это может быть «не тот» цвет кожи, или одежда, или происхождение, или акцент. Будет ли такой вновь принятый работать так же, как и остальные, при прочих равных условиях? Кто знает, ведь в реальной жизни «прочие условия» никогда не бывают равными. И уж наверняка отношение к нему будет не такое, как к остальным. Таких людей трактуют как особые случаи, как эксперимент. Они иные, и отношение к ним иное. И ожидания, возлагаемые на них, тоже не такие, и тогда нет ничего удивительного в том, что они оправдывают эти ожидания. Чаще всего они с самого начала настраиваются на неудачу, а раз так, то неудача и становится их уделом. Действительно, этим термином и определяются все их успехи: неудача. Здесь тоже педагогам нет никакого резона идти на риск. И все же люди обладают громадными возможностями для развития в себе интеллекта успеха и его выражения; как ни странно, мы слишком часто не даем им реализоваться.

Есть один решающий фактор, делающий результаты тестирований столь значимыми в нашем обществе, – это деньги. На сегодняшний день имеется немало исследований на тему оценки пригодности тестов для прогнозирования эффективности работы субъекта применительно к множеству профессий, и подоплека у всех этих работ одна: сколько денег могла бы сэкономить корпоративная Америка, если бы постоянно пользовалась тестами. Результаты этих исследований показывают, что корпоративная Америка могла бы сэкономить миллионы.

Я ничего не имею против того, что корпоративная Америка станет экономить миллионы, особенно если это выльется как в рост производительности труда, так и в повышение уровня жизни всего населения. Но здесь следует принять во внимание три существенных соображения экономического характера, имеющие непосредственное отношение к проблеме тестирования. Во-первых, на тесты смотрят с точки зрения их финансовой значимости. Пользователи тестов озабочены не общечеловеческими ценностями, а скорее тем, как результаты тестов будут трансформироваться в доллары. Но реальность такова, что, применяй иные виды тестов, они, возможно, сэкономили бы больше, причем с меньшими затратами человеческих ресурсов.