У Инги поначалу были коньки «английский спорт», их отдала нашей маме одна ее знакомая. Прикручивать их к валенкам приходилось с помощью веревок и двух палок. Лезвия у коньков были широкие, это больше подходило для катания на снегу.

Но валенок трудно было наготовиться: на них то и дело образовывались дырки. Пришлось маме купить Инге настоящие коньки с ботинками. Коньки эти были уже выше классом – так называемые «гаги». Они изящнее и острее. На них-то и гоняла Инга по льду лет до семнадцати.

Инга дневала и ночевала на катке. Для нее коньки были – ну как для многих девчонок танцы, которые они никогда не пропускали. Только, в отличие от них, Инга ходила на каток каждый день и даже по два раза – утром и вечером. Инге было предписано как можно больше бывать на воздухе. Вот и не так давно ее осматривали в туберкулезном диспансере, и было сделано такое заключение.

– Ну что ж, это же замечательно, – сказал врач, – никаких следов! – И посоветовал: – Продолжайте в том же духе, ибо болезнь это подлая и отказ от пребывания на воздухе будет ей только на руку.

Инга проводила на катке все свободное время. Учила ли она заданное в школе стихотворение («Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя») или помогала бабушке убираться, когда была наша очередь, в квартире, ее то и дело тянуло к окну: как там, на катке? Еще не открыли? Нужно обязательно быть первой на льду!

Попробуй-ка тут усиди дома. Сегодня все девчонки и ребята будут на катке – так договорились. И Валя Рожкова, и Рита (ее сегодня надо постараться провести на каток), и Женька Сухарев, и Алик Сабиров…

Можно будет поскользить по льду, заложив руки за спину, показать мальчишкам класс: они – чистые хоккеисты, гоняют по всему катку как угорелые, иногда даже едут против движения, а вот подолгу кататься, по-конькобежному, не могут, выдыхаются круга после четвертого. А Инга катается по двадцать и тридцать кругов!

Она тоже, правда, может носиться как хоккеист, но последнее время ей нравится кататься так.

– А вообще-то мальчишкам лучше, – не раз говорила Инга. – Они ловчее, находчивее и активнее девчонок.

Скажем, вот окно ее, Ингиной, комнаты выходит прямо на теннисные корты, которые устраиваются в летнее время, занимайся себе преспокойно теннисом. И напротив, на одной с ней лестничной клетке, живет контролерша стадион-чика тетя Зоя, которая снабжает ребят списанными теннисными ракетками. Перетяни струны – и играй.

Ребята перетягивают вручную, вставляя в дырочки обода спички, чтобы не выползали струны. Смышленые, черти. Девчонкам же с этим возиться неохота. И Ингу теннис не заинтересовал. В то время как среди мальчишек выросло даже два мастера спорта – Виктор Балахненко и Игорь Всеволодов (ныне старший преподаватель кафедры тенниса в Институте физкультуры, а ныне – академии, кандидат педагогических наук).

Мальчишки находят удовольствие в ловле теннисных мячей, чтобы в конце лета подсчитать, кто сколько наловил, и определить победителя. По 80–90 мячей за лето наиболее удачливые из них собирали. А Рифат, делая подкопы под забором и прикрывая лунки дощечками, посыпаемыми землицей, почти всегда был чемпионом, собирая по сто с лишним мячей. Конечно, мальчишки из-под носа у теннисистов порой уносили мячи. А потом пойманные эти мячи не знали куда деть. На этот раз они устраивали уже другие соревнования: кто закинет мяч на пятиэтажный дом, довольно высокий, на который закинуть мяч не каждому удавалось; кто перекинет мяч через соперника и тем самым загонит его в тупик, после чего победитель в знак превосходства над соперником посылает мяч прямо на Неглинную, на проезжую часть, и за мячом уже не бежит. Глядите, вон какие мы!

Или возьмите футбол. Ребята в него играют, кажется, круглосуточно. А когда на стадионе межсезонье – ни зима, ни лето, – они гоняют там. Уж здесь начинается прямо-таки большой футбол. Стекается ребятня со всей округи – из Столешникова, Колобовских, Цветного, Трубной, Малюшенки, Москвина… Евгений Папугин (впоследствии пятикратный чемпион мира по хоккею с мячом) вместе со своим братом Михаилом приводил свою «сборную» по футболу из Столешникова, чтобы сразиться со «сборной» двора, в котором жила Инга.

Мальчишки играли на стадионе в волейбол, баскетбол, городки. И было на кого им посмотреть, с кого взять пример. На площадки выходили настоящие мастера. Например, знаменитый волейболист Щагин. Ребята вечером потом сядут на бревна на заднем дворе и обсуждают баталии мастеров. А кто-то встает и показывает, как с прогибом в пояснице, далеко отведя руку назад, нужно гасить мяч.

Но это было все не для Инги.

Разбирались ребята и в вопросах судейства и гордились, что во дворе живет известный спортивный судья Николай Латышев.

Девчонкам оставалось значительно меньше. На забор не полезешь, в футбол играть как будто не очень прилично – у мальчишек там настоящие соревнования. Штандер, казаки-разбойники – вот здесь еще можно девчонкам применить свою изобретательность, запутать «казаков», когда бываешь «разбойником», ставя мелом на стенках стрелки, которые сбивают соперника с толку. «Разбойники» уже давно дома, а «казак» все еще носится по Петровке, Неглинной, Дмитровке, Козицкому, заглядывая в различные проходнушки, надеясь захватить в плен противника.

Частенько собирались на заднем дворе и строили в земле «немецкие» блиндажи. По ним вскоре должна была открыться стрельба из «настоящей» пушки, тоже миниатюрной, которую умел мастерить живший на первом этаже Женька Сухарев. Все, а девчонки в особенности, восхищались его умением! У пушки были и ствол, и станины, а «снаряды» имели натуральный пороховой заряд. Вскоре отдавалась команда «Огонь!», гремел выстрел, и цель поражалась. Все девчонки и мальчишки были рады этой Женькиной затее, вскидывали вверх руки, когда «фашистские» блиндажи взлетали в воздух.

Вечером на заднем дворе, у окна того же Женьки Сухарева, инициатора всех интереснейших дел во дворе (о нем, как об очень способном инженере, писала потом «Комсомолка»), устраивались танцы под радиолу. Мальчишки и здесь были тут как тут. Пока Инга и ее подруги танцуют, эти только толкаются. А то, чего доброго, шлепнут по уху ладонью: отгадай попробуй, кто из них это сделал. Отвечаешь тем же первому попавшему.

Малышня, когда ребятам повзрослее все-таки удается пригласить на танец девчонок, бегает среди танцующих и, фыркая оттого, что танцуют «женихи» с «невестами», дергает девчонок за косы и кричит по-тарзаньи.

Этот крик их уже всем надоел во дворе, с утра до вечера голосят. Посмотрели раз по пятнадцать многосерийный фильм про Тарзана, дикаря из джунглей, и теперь подражают.

Уже совсем стемнело, только из открытого освещенного окна Сухаревых, около которого топчутся, шаркая, танцующие, льется приглушенная из-за позднего времени мелодия танго. Голоса внизу стали еле слышными. Но сверху все же проскрипел знакомый сердитый голосок:

– Опьять вы эту шарманку запустили на всю ночь…

Это старушка с четвертого этажа. Ее, кажется, зовут Олимпиада… не то Гавриловна, не то еще как-то. Одним словом, Олимпиада Спартакиадовна – ее так окрестили ребята. Внизу слышатся пофыркивания, всякие шуточки, но расходиться надо. Потому что однажды после этого «опьять» ребята загомонили было еще сильнее, как из окна старушки брызнула вода. Поэтому кто-то из ребят предупредил: