– Уж не знаю, получилось у тебя там или нет, но больше тебе сегодня в воду нельзя. Не отогрею потом.

– А больше, кажется, и не нужно, – Рост был не слишком в этом уверен, даже оглянулся на морскую гладь, откуда викрамы его вытащили. – Теперь придется только ждать.

С тем они и добрались до города. Пока Роста устраивали в его обычной комнатке, пока носили белье для постели, он сидел на табурете, закутанный с головой в одеяло, как истуканчик. Потом ему принесли горячего бульона, который был на удивление вкусным и обжигающим. К тому же в нем было много какой-то серой пудры, сделанной из корешков, которые так любили бакумуры. От этой смеси бросило в жар, словно от водки.

Ночью Рост проснулся, жалея, что рядом никого нет. Потому что самому подняться ему было мудрено. У него болела спина, текло из носу, и к тому же дышалось с натугой. А поутру его прихватило по-настоящему. Он находился в том неопределенном состоянии, которое бывает только в болезни, когда временами спишь и в то же время видишь, может быть, в промежутках сна, что вокруг происходит. Но люди и все другие казались при этом едва ли не прозрачными, как привидения.

Так он обнаружил Кима, который сидел на стуле за столом, где Ростик когда-то писал отчет о путешествии на условную Новую Гвинею, и разговаривал он о чем-то с обоими вырчохами. Как они при этом понимали друг друга, оставалось загадкой. Лишь к вечеру Рост сообразил, именно сообразил, придумал, что, рассматривая этих троих, почему-то не заметил Василисы. А она тоже сидела у стеночки, напоминая невзрачную картинку, вырезанную из старого журнала, не больше.

Потолок то опускался, то снова взмывал, каждая трещинка между плитами литого камня временами надвигалась на Роста, а временами становилась едва различимой. И все равно он почему-то так выучил их рисунок, что мог бы нарисовать по памяти.

К утру второго, кажется, дня к нему пришла Лада. Она деловито отпихнула обоих вырчохов, которые сидели на длинной лавочке, наверное, специально принесенной снизу, и объявила:

– Викрамы выложили за ночь на плоту семьсот градин. Если считать, что каждая весит граммов пятнадцать, получается… киллограмов десять металла с небольшим хвостиком.

Рост подумал. Или ему казалось, что он думает.

– Добавьте еще столько же и оставьте все градины на плоту. Только выкладывайте не на вес, а по штукам.

Эта речь заставила его закашляться, словно у него в легких образовалась небольшая котельная, которая изрыгала пламя, жар и дым. Лада еще что-то докладывала, но этого Ростик уже не понял.

Он поднялся через три дня. Слабый, как новорожденный щенок, Ростик приоделся в какой-то халат, который оказался неведомым образом у него в комнате, и с помощью Барона и Батат спустился в главный зал. Тут его впервые за эти дни нормально принялись кормить. Вот только аппетита не было, он и съел-то всего ничего. Зато его тарелку, убедившись, что он на пищеварительные подвиги не способен, подвинула к себе Батат. Барон, поглядев на нее с удовольствием, неожиданно сообщил:

– Теперь, люд-Ростик, тебе придется привыкать к тому, что за тобой буду следовать только я. Она ждет ребенка.

– И… куда же ее поместить? – Рост все-таки туго соображал после болезни.

– Куда? – не поняла Батат. – В Храм, где ты нас приветил с первых дней.

– Ага, – только и сказал Ростик, наверное, соглашаясь, что это наилучшее решение. Тогда ему пришла еще одна мысль: – А знаешь, друг Барон, у нас, людей, считается, что ребенка женщина должна вынашивать в присутствии мужа.

– У нас принято наоборот, мужа отсылают подальше, – отозвался Барон.

– Все равно, друг, тебе придется, наверное, к ней присоединиться.

– Не понимаю, – даже перестала жевать Батат.

– Я скоро залезу в касатку и уйду воевать на юг с океанскими викрамами. – Он помолчал, чтобы они правильно поняли, что он им сообщает. Через некоторое время Барон кивнул. – И это займет не один месяц. Поэтому тебе лучше оберегать Храм и, следовательно, находиться при жене.

– Я не возражаю, – вдруг отозвалась Батат.

– Я никак не смогу тебе сопутствовать? – для верности спросил Барон.

– Уверен, что нет.

– Жаль. И что по этому поводу скажет друг-Докай? Знаешь, – он повернулся к жене, – может, я тогда в городе Шир Гошодов поживу? – Не дождавшись ответа, снова посмотрел на Ростика. – Храм в защите не нуждается. Ты хорошо устроил, что там находятся аглоры. Они лучшие воины, каких я знаю. Поэтому там ничего печального случиться не может. Вечером в комнату, где Рост продолжал отлеживаться, уже не теряясь во сне, как во враждебных зарослях, а просто почитывая лоцию залива, которую кто-то из лодочников составил между делом, пришел Казаринов. За ним следовала Люся Казаринова. Она здорово изменилась, заматерела, как-то погрузнела и стала жесткой. Но в присутствии отца держалась вежливо.

– Значит, так, – начал Казаринов. – Они выложили рядом с нашей кучкой еще одну кучку градин, как в первый раз. Это что значит – что они настаивают на своей цене за каждую пушку?

– А прежние градины оставили? – спросил Ростик.

– Оставили, – сказала Люся.

– Значит, они согласны с нашей ценой, – с облегчением признал Рост. – Наши добавленные градины они считают нашей. А те семьсот, которые выложили сначала, следует сложить со второй. На этой цене и остановимся.

– Все равно, можно потребовать больше, – все-таки Люся не могла не хмуриться. – У них вон какие плантации, до горизонта.

– У нас тут нет горизонта, – быстро, словно стесняясь, поправил ее Казаринов. И почему-то в его словах помимо воли прозвучала неприкрытая тоска.

– Больше мы торговаться не станем, – решил настаивать Ростик. – Они и без того довольно рассудительно решили, что те сто двадцать выстрелов, которыми заряжено каждое из ружей, стоят… Именно столько, сколько мы запросили.

У него и фразы не слишком-то получались, и язык заплетался.

– Думаешь, они выстрелили из ружья все патроны? – с интересом спросил Казаринов.

– Дураками были бы, если бы не опробовали его до конца, – твердо сказал Ростик. – А они не дураки.

– Это уж точно, – подтвердил бывший главный инженер вагоноремонтного завода. – Что теперь?

– Выложите на плот сотню ружей и потом очень точно посчитайте количество шрапнелин. Если все получится, будете добавлять каждый день еще по сотне.

Люся кивнула и, не попрощавшись, вышла. Казаринов окинул Ростика взглядом, словно оценивал его как некую довольно странную машину, определял его пригодность к работе, поинтересовался:

– Как думаешь, они потом эти ружья сумеют перезаряжать? Ну, то есть набивать их новыми патронами?

– Не знаю. Не думаю, что на это у них хватит изобретательности. У нас же не получилось.

– То у нас. А у них от бедности на оружие… Знаешь, скудость и дефицит чего-то существенного заставляют иногда такие открытия и изобретения делать, только держись.