Она раздала нам листы со скучнейшим текстом про девочку, которая идёт по городу и встречает по пути кучу людей. Ужасно занудная история. В ней надо было поменять время: с настоящего на прошедшее. Черепушка обожала такие листы, называла их «раздатками». И раздавала их пачками, каждый божий день. То пропущенные слова впиши, то перепутанные слова в предложениях по местам расставь. Тупость. Обычно я эти задания выполняла довольно терпеливо, но в тот день мне — как говорит мама — шлея под хвост попала. Или меня какая-то муха укусила.

— Что, Мина? Хочешь что-то спросить?

На такие вопросы я всегда отвечаю «нет, что вы, что вы», но в тот день сказала:

— Дело в том, миссис Черпенс, что время — не такая простая штука. Прошлое, настоящее и будущее намного таинственнее, чем вы нам тут рассказываете.

— Вот как? Ну, тогда, будь любезна, просвети нас.

Вот она всегда так! Это не юмор, не ирония. Это САРКАЗМ! А Я НЕНАВИЖУ САРКАЗМ! Особенно учительский. Это особая разновидность сарказма.

Будь я начальником над всеми школами, я бы повесила в каждом классе такую табличку:

И ещё одну:

Но просвещать так просвещать!

— Да, миссис Черпенс, — сказала я. — С временами всё крайне запутано. Например, для людей, которые жили в прошлом, оно было настоящим. И будущее скоро станет для нас настоящим, а потом и прошлым. Зато в наших мыслях прошлое, настоящее и ожидание будущего существуют одновременно.

Она стояла, скрестив руки, и ждала. Наверно, думала, что я не всё сказала. Что ж, добавлю:

— Ещё в древности люди пытались понять, как течёт время, но им это не удалось. До сих пор.

Учительница вздохнула.

— У тебя всё? — спросила она.

— Нет. Потому-то тайны времени в ваших раздатках не помещаются.

Она вдохнула поглубже. И посмотрела в окно, за которым сгущались сумерки. Наверно, она думала, что зря выбрала профессию учителя. Стала бы лучше автоинспектором или полицейским. Или почкой, листком, ростком…

— И мечты человечества в раздатках тоже не помещаются, — добавила я.

— Вот теперь ты точно закончила. И закрыла рот! Мы тут не философией занимаемся, мисс МакКи. Это урок родного языка. Делай упражнение!

Я принялась за работу. Но внутри у меня всё кипело. А как же умершие? Мне очень хотелось спросить про умерших. Предполагается, что они остались в прошлом, но что, если они по-прежнему рядом с нами? Хотя бы в виде частичек пыли, не говоря уже о душах? Слишком уж просто получается: жив — время настоящее, умер — прошедшее. И что делать с реинкарнацией? Она, случайно, не перечёркивает разделение времени на прошлое, настоящее и будущее? Нет, в мире многое противоречит объяснениям миссис Черпенс и других примитивных как дважды два тёток.

Я заполняла пропуски в дурацкой раздатке. Черепушка сидела за столом и мечтала стать ростком или цветком. Тут-то я и выдрала лист из тетрадки и сочинила стихотворение про школу.

На самом деле мне уже недолго там мучиться оставалось. Но я же не знала, что вскоре окажусь дома и учить меня будет мама. Только пережить тестирование — и всё. О бог мой… Ну и денёк! Но я ещё о нём напишу. И тогда останется написать только про ещё один день — про Учебный центр для трудных детей на Коринфском проспекте. Та ещё история.

Школу я ненавижу, но иногда думаю, что было бы прикольно работать там учителем. А лучше — директором. Я бы так всё устроила, чтобы уроки получились интересными. Только я их переименую. Уроков не будет. Будут мои «диковинные задания». Ей-богу, они занимательнее и продуктивнее, чем раздатки всяких миссис Черпенс…

Вот вам ещё задания. Потом будут ещё и ещё. С ними жить интересней.

На солнце, разумеется, смотреть не надо. (Техника безопасности! Можно испортить зрение.)

На луну, разумеется, смотреть не надо. (Техника безопасности! Можно попасть в сумасшедший дом.)

Снова ночь. Странное время — весна. Вроде бы год уже взбирается вверх, к лету, но иногда кажется, что он катится обратно вниз, к зиме. Небо весь день было стального цвета. С утра подморозило, и иней остался до самого вечера — под деревьями и под стеной сада, там, куда никогда не попадает солнце.

После завтрака я вышла и залезла на дерево, но кора была ледяная, ветер продувал насквозь, и я быстро окоченела, хоть и надела два свитера. А вот чёрным дроздам, похоже, всё было нипочём. Порхают себе с ветки на ветку, поют и тррргикают на все лады… Но что же происходит с погодой? Неужели весна в этом году вообще не придёт? Вдруг с временами года случилось что-то ужасное, непоправимое?

Я спрыгнула на землю. Вокруг — ни души. Я опустилась на колени и ударила по земле кулаком.

— Эй, Персефона, возвращайся! — крикнула я. — Держись! Не думай сдаваться! Слышишь, Персефона?

Персефона, та самая, с которой я надеялась познакомиться в подземном царстве, проводит там зиму, потому что она замужем за Аидом, правителем царства мёртвых. А на исходе зимы Персефона возвращается обратно — к солнцу и свету. Пока она не вернулась, весна не начнётся. В Древней Греции устраивали целые представления с песнями и плясками, чтобы зазвать её обратно. Людям всегда нужна весна.

— Ну же! Персефона! — повторила я громче и снова изо всех сил заколотила по земле. Наверно, она уже пробирается подземными ходами-переходами… — Иди к нам скорей! И смотри не заблудись!

Я подняла глаза и увидела старушку. Она стояла и смотрела, как я пытаюсь достучаться до Персефоны. Лицо смутно знакомое, — кажется, она живёт тут неподалёку. Клетчатое зелёное пальто, шерстяной шарф, жёлтая шапка, хозяйственная сумка на колёсиках. Седая. С очень добрыми глазами.

— Всё хорошо, дитя моё? — спросила она.

— Да, спасибо.

— Земля холодная. Простудишься-заболеешь-умрёшь, — пробормотала она.

— Ну что вы! Всё в порядке. Я просто зову Персефону.

Он а хихикнула и провозгласила:

— Богиня весны!

— Вы её знаете!