Шрифт:
Интервал:
Закладка:
13
На въезде в Ле Перё-сюр-Марн, в районе ресторана «Мэриленд», Аристид снова пытается нарушить царящую в машине тишину, поправляет зеркало заднего вида, пытается поймать ее взгляд.
– Все в порядке?
– Все в порядке.
– Звучит неуверенно.
– Я устала.
– Тебе надо принимать медь.
Он не осмелился бы давать ей советов по части здоровья, будь они одни в машине. Он притворяется, что тоже страшно устал, кривится, делает вид, что заснет, если его не отвлекут разговорами.
– Расскажи, как прошел твой день, – вымучивает он.
Она мрачно смотрит на него в зеркало. Она так раздражена, что ей сложно даже рот раскрыть. Додумался спросить, как у нее дела, и день выбрал самый подходящий.
– Не хочешь?
Он требует хоть показного, но уважения: ему нужно, чтобы она обратила на него внимание.
– День был отвратительный. Эрик подтвердит.
– Не говори плохого про день, который еще не закончился.
Он что, может быть жестоким? Она и не подозревала.
– Неужели ты можешь делать две вещи одновременно? Можешь ехать и при этом слушать меня?
– Я не еду, я веду машину.
Она замолкает, но затем заставляет себя говорить, надеясь ввести его в заблуждение. Через четверть километра ей удается наконец раскрыть рот.
– Нас вызвали на потасовку в районе стадиона «Лео Лагранж», – с деланой беззаботностью сообщает она.
Он точно слышал об этом по радио: два десятка человек устроили серьезную драку неподалеку от стадиона, на краю Венсенского леса. Она испытывает злорадство, рассказывая ему о заданиях вроде этого: беременных женщин на такие вызовы никогда не отправляют. Дружеский футбольный матч закончился скандалом, участников драки было так много, что сразу и не сосчитать. На поле смешалось все: жесты и крики, яростные схватки без правил, случайные и прицельные удары. Взгляд не мог ни на чем задержаться и метался от одной детали картины к другой. Парень с окровавленным лицом резко бьет другого в живот, словно перед ним боксерская груша / футболист в синтетических шортах стоит на четвереньках и, тряся головой, выплевывает кровавые сгустки / еще один мчится за какой-то девушкой, на бегу выбрасывает вперед ногу, чтобы свалить ее на землю / мальчишка с криками катается по земле, держась за нос. Дерущиеся внезапно рассредоточились по всему полю, затем снова стянулись к центру: потасовка пульсировала, жила своей жизнью. Стычки заканчивались на земле, где дерущиеся, разделившись на пары, отвешивали друг другу точные удары. Все это освещало сверху яркое, беспощадное солнце, не дававшее никакой тени.
– Не вздумай снова так себя вести, – напоминает Эрик.
– Что у вас случилось? – спрашивает Аристид.
– Да она в начале просто стояла и смотрела, как парни дерутся. Будто бы не собиралась вмешиваться, а, Виржини?
– Боялась колготки порвать?
Эрик считает ее предательницей. Она и правда не знала, с чего начать. Нерешительно замерла на краю поля, парализованная зрелищем, не понимала, как определить, кто тут жертва, а кто обидчик, не хотела валить на землю невинных. Ее наряд прибыл не один: в качестве подкрепления вызвали еще два, и все же она на несколько секунд застыла вне пределов этой первобытной драки, не двигалась, вдыхала запахи скошенной травы и горячего асфальта, словно собираясь простоять так всю жизнь: возможно, ее удерживал инстинкт самосохранения, и она бездумно ждала, оттягивала миг, когда ей придется броситься в гущу событий. Казалось, что из-за жары дерущиеся двигаются медленнее, чем могли бы. Она с удивлением рассматривала футболки в пятнах соли, брызги пота, разлетающиеся от волос резко дернувшего головой парня. Ее коллеги сразу кинулись в самое пекло. Конечно, они были правы: для начала надо остановить дерущихся, все разговоры потом. Она запомнила, как Эрик вдруг поднял на нее глаза, локтем держа одного из зачинщиков под горло, на миг замер и аккуратно спросил:
– Ты собираешься нам помочь?
Она глупо кивнула. Его тон тут же сменился, мигом вернул ее к реальной жизни:
– Всех в наручники! Тех, кто сопротивляется, на землю!
Она напрягла мышцы рук, на секунду сжала кулаки, чтобы напомнить себе, какая она сильная, а затем тоже бросилась вперед, выставив локоть, чтобы прикрыть лицо, тяжело дыша, с трудом разнимая дерущихся, рубя рукой воздух, чувствуя, как со всех сторон ей на плечи, на ноги посыпались удары. Она схватила какого-то юношу и едва не вывихнула ему запястье, чтобы застегнуть наручники. Тут же развернулась к парню килограммов на тридцать тяжелее нее, пригнула голову, выставила вперед обе руки, чтобы прикрыться.
Когда все закончилось, она задумалась. Ей не понравилось охватившее ее замешательство. Она вспомнила, как в школе полиции в Ниме один из преподавателей говорил им в коридоре после занятия в тире:
– Самые опасные люди в армии – новички: их еще терзают сомнения, они еще не на все готовы, в самом начале они еще не могут убивать. Когда им приходится впервые по-настоящему стрелять, для самозащиты или чтобы прикрыть коллег, они колеблются лишние полсекунды.
Она думала, что уже совершенно сжилась со своей работой, что у нее пропала тревога, преследовавшая ее в первые годы, когда она захлопывала за собой дверцу машины и не знала, что ее ждет. Диспетчер на главной станции сообщил о драке в районе стадиона «Лео Лагранж», и они помчались, не понимая, сколько человек дерется, вооружены ли они, что это – мелкая перепалка или серьезная стычка с бейсбольными битами и «розочками» из бутылок. Ты приезжаешь на вызов о семейной ссоре и натыкаешься на вооруженного мужика, который держит оборону в своей квартире. Ты останавливаешь отца семейства за мелкое нарушение правил дорожного движения, а в итоге везешь его в комиссариат, потому что он стал угрожать тебе убийством. Из-за этой тревоги она часто говорила себе, что уйдет из полиции лет через двадцать, когда устанет постоянно чувствовать себя куском мяса, дрожащим за собственную жизнь. Она знает, что эта тревога несколько раз в год спасает ее, заставляет инстинктивно принимать решения, не имеющие ничего общего с храбростью. И вот сегодня она стояла у края поля и смотрела, наблюдала со стороны, как люди молотят друг друга, как ее коллеги растаскивают их без ее помощи, – словно она была ни при чем.
Когда драка закончилась, на земле осталось несколько человек: лежа на животе, со сцепленными за спиной руками, они бились будто в агонии, как выброшенные на берег рыбы. Виржини с благодарностью взглянула на задыхающихся от жары коллег.
– Ну что, разобрались? – отрывисто бросил Эрик.
Виржини с улыбкой кивнула, по лицу стекал пот. От соли щипало глаза. Внезапно ей показалось, что начался снегопад. Мелкие пылинки посыпались с неба, тонким слоем покрыли траву. Пожар в Центре административного задержания набирал силу. Кремационный пепел начал разлетаться по району.