Тенденциозно толкуя летописное сказание о призвании варягов в 862 г., туземные норманисты постарались подыскать ему в Ладоге археологическое соответствие: «Впервые в низовьях Волхова появляется немногочисленная группа постоянных скандинавских поселенцев, – двор конунга, его стража. В урочище Плакун близ Ладоги сохранилось обособленное кладбище норманнских пришельцев, существовавшее в 850-925 гг. Заупокойные дары этих комплексов свидетельствуют, что погребенные здесь люди не отличались особой знатностью»[83]. Всего в урочище зафиксировано восемнадцать весьма невыразительных насыпей, высота которых редко достигала даже 0,5 м[84]. Для сравнения отметим, что даже сейчас высота знаменитой «Олеговой могилы» составяляет около 10 м, а первоначальная ее высота оценивается приблизительно в 14 м. Когда пятнадцать насыпей было изучено, оказалось, что в пяти насыпях погребений вообще не было, а одно содержало женское трупосожжение[85].

Следует отметить, что отнесение всех могильников из урочища Плакун к скандинавам отнюдь не так однозначно, как это хотелось бы норманистам. А. Пауль по этому поводу отмечает: «Основания для определения скандинавской этнической принадлежности захороненных там людей исследователи видят как в самом обычае захоронения в ладье, так и в найденных в них биконических бусинах и кувшине фризского типа. И если о том, что такой погребальный обычай не был исключительно скандинавским, но находит многочисленные параллели и у балтийских славян, уже было сказано выше, то аналогичное можно заметить и об импортных вещах. Можно указать и на сходство остальных курганов плакунского могильника со славянскими курганами, найденными, к примеру, в Ральсвике на Рюгене. Плакунские курганы, выделенные В. А. Назаренко в четвертый, не содержащий “безусловных останков захоронений” тип, могли изначально быть курганами славянского ральсвикского типа “C2” с захоронениями на вершинах. Как уже указывалось, урну с прахом, помещаемую на вершину кургана, в большинстве случаев крайне сложно установить археологически – с течением столетий сосуд неизбежно падал и остатки его у подножия холма сохранялись лишь в редких случаях. Можно отметить и то, что “погребальный инвентарь, обнаруженный при раскопках в урочище Плакун, в сравнении со скандинавскими комплексами середины – второй половины X в., может быть признан немногочисленным, маловыразительным и довольно однообразным”, в этой своей особенности в то же время выказывает сходство с также нетипично малочисленным и невыразительным для Скандинавии инвентарем ральсвикских курганов на острове Рюген. В Ральсвике, как и в Гросс-Штрёмкендорфе, известна и порча оружия перед помещением его в могилу»[86]. Все это говорит о том, данные из этого погребального комплекса еще нуждаются в дальнейшем всестороннем анализе. Согласно последним исследованиям другого археолога-норманиста К. А. Михайлова, само возникновение могильника в урочище Плакун относится к началу X в.[87] Таким образом, при ближайшем рассмотрении образ погребенной близ Ладоги скандинавской дружины конунга Рюрика исчезает, как мираж.

Еще менее обоснованными являются попытки норманистов на основании находок в других могилах одной или нескольких скандинавских либо приписываемых скандинавам вещей объявить подобные захоронения скандинавскими. В 1990 г. археолог И. В. Дубов констатировал: «Вскрыт единственный на Руси “чисто” скандинавский могильник в урочище Плакун…»[88] Как видим, по словам самих норманистов, на Руси мы имеем только один-единственный могильник, имеющий, по их мнению, свое точное соответствие в Скандинавии. И это было сказано в отношении достаточно спорного могильника в урочище Плакун. Скандинавская же принадлежность остальных с большей или меньшей вероятностью лишь предполагается туземными норманистами, которые к тому же сами путаются в своих предположениях и взаимно противоречат друг другу. О несостоятельности подобных предположений давно свидетельствовала и антропология: «Могильники Приладожья не дают сколько-нибудь весомого подтверждения их скандинавского происхождения, так как население, оставившее их, в антропологическом отношении оценивается как славянское и финское»[89].

Еще одним фактом, свидетельствующим о пребывании скандинавов в этом регионе, является серия черепов с кладбища на Земляном городище Старой Ладоги XI-XII вв. Хоть эти люди были погребены там примерно два столетия спустя после призвания варягов и, следовательно, никакого отношения к эпохе Рюрика не имели, норманисты неоднократно ссылались на него в качестве доказательства устойчивости связей Ладоги со Скандинавии. Так, например, сравнительно недавно Е. Н. Носов писал: «Крайне интересные материалы дал антропологический анализ погребённых из грунтового могильника XI-XII вв., раскопанного у церкви Климента в Ладоге. Из могильника происходит единственная на всей территории Руси значительная скандинавская антропологическая серия. Подавляющее большинство захоронений в нём составляли взрослые мужчины (89,7 % от количества взрослых). Кроме того, отмечено значительное число погребений детей и подростков, преимущественно мальчиков, но есть также и взрослые женщины. Всего определено 39 мужских и 5 женских черепов. Имеющийся материал говорит о том, что кладбище принадлежало группе, проживавшей в Ладоге постоянно»[90]. С учетом того, что супруга Ярослава Мудрого Ингигерд привела с собой на Русь шведскую дружину, не было ничего невероятного в том, что какая-то часть пришельцев или их потомков была захоронена в Ладоге. В силу этого ладожская серия априори считалась скандинавской. Однако сравнительно недавно С. Л. Санкина, ища новые доказательства норманистской гипотезы, провела канонический анализ по сравнению древнерусских групп XI-XIV вв. с группами из Западной и Северной Европы. Совершенно неожиданно ближе всего к ладожской серии оказался антропологический материал VI-VIII вв. из Германии, а отнюдь не серии из всех трех скандинавских стран и Исландии (рис. 1). Сама исследовательница не придала значения этому результату, однако он наводит на мысль о западнославянских, а не скандинавских связях населения Ладоги XI-XII вв., поскольку увлечь за собою на восток какую-то группу из континентальной Германии могли, скорее всего, славяне, а не норманны.