Эта мощная способность ассоциировать процессы является универсальным свойством мозга. Благодаря ассоциации мы сплетаем воедино все поступающие сенсорные сигналы — звук, запах, то, что видим, ощущаем, — чтобы воссоздать целиком образ какого-то человека, места, вещи или действия. Ассоциация лежит в основе языка и памяти.

Конечно, в нашей сознательной памяти полно пробелов, что на самом деле хорошо. Наш мозг отфильтровывает и отбрасывает все обычное и ожидаемое, и это совершенно необходимо для того, чтобы сделать возможным его функционирование. Например, когда вы ведете машину, то автоматически полагаетесь на свой предыдущий опыт с машинами и дорогами; если бы вам было необходимо фокусировать внимание на всем, что вы видите, слышите и т. д., ваше сознание переполнилось бы и, возможно, вы попали бы в аварию. Когда вы чему-то обучаетесь, мозг постоянно сравнивает новый опыт с тем, что хранится в его памяти, в сущности, память о предыдущих подобных ситуациях и ощущениях спрашивает: «Это что-то новое?» и «Нужно ли мне обращать на это внимание?»

Итак, когда вы движетесь по дороге, моторная вестибулярная система вашего мозга говорит, что ваше тело находится в таком-то положении. Но ваш мозг, скорее всего, не создает новые воспоминания об этом. Ваш мозг хранит память о том, как вы сидели в машине ранее, и связанный с этим паттерн (характерный «рисунок») нервной активности не нуждается в изменении. Здесь нет ничего нового. Вы уже были здесь, вы уже делали это, это известно. Также именно поэтому вы можете проезжать большие отрезки знакомых дорог, не запоминая ничего из того, что вы делали в пути.

Это важно, потому что весь предыдущий накопленный опыт заложен в наших нейронных сетях, представляя собой хранящиеся в памяти «образцы», к которым вы постоянно обращаетесь, чтобы осмыслить любую новую информацию. Эти образцы формируются на разных уровнях нервной системы, и, поскольку информация поступает сначала в нижние, наиболее примитивные области мозга, многое даже остается неосознанным. Например, девочка Тина почти наверняка не сознавала, какой образец руководил ее отношениями с мужчинами и сформировал ее поведение со мной, когда мы с ней впервые встретились. Мы не всегда способны вычислить, что именно побудило нас действовать так или иначе. Это происходит потому, что наши системы, отвечающие за реакцию на стресс, несут информацию о потенциальных опасностях и настроены так, чтобы как можно быстрее реагировать на них. Соответственно, наша реакция происходит раньше, чем в коре головного мозга успело созреть решение, какие действия следует предпринять. Если бы, подобно Тине, нам пришлось пережить ситуацию сильного стресса, все, что напоминает подобные ситуации, оказывало бы мощное воздействие на психику и провоцировало реакции, которые вырабатываются и осуществляются на подсознательном уровне.

Отсюда также следует, что ранние жизненные впечатления (опыт) обязательно будут иметь большее влияние, чем более поздние. Мозг пытается осмыслить мир, рассматривая имеющиеся в памяти образцы. Когда в нервной системе снова соединяются воедино ранее объединенные стимулы, мозг считает их «нормальными» или «ожидаемыми» и перестает обращать на них внимание. Например, когда вы, будучи маленьким ребенком, впервые сели, вы почувствовали нечто новое в ощущениях ваших ягодиц. Ваш мозг научился чувствовать, что ощущение давления ассоциируется с нормальным сидением, вы начинаете понимать, как сбалансировать ваш вес, чтобы сидеть прямо (как подсказывает вам ваша вестибулярная система), и, в конце концов, вот вы уже научились сидеть. И теперь, когда вы уже умеете сидеть, вы обращаете мало внимания на то, прямо ли вы сидите, или на то, давит ли сидение на ваши ягодицы (конечно, если сидение, по тем или иным причинам, неудобно или у вас есть проблемы с вестибулярным аппаратом — здесь могут быть свои трудности). Когда вы ведете машину, вы вообще редко обращаете внимание на такие вещи.

На дороге вы обращаете внимание на то, что для вас ново или чего не должно быть вообще, например грузовик, который перегородил дорогу. Вот почему мы почти не воспринимаем то, что для нас норма — вместо этого мы должны быстро реагировать на все, что непривычно, все, что немедленно требует нашего внимания. Нервная система формируется таким образом, чтобы быть особенно чувствительной ко всему новому, ведь любой новый опыт может оказаться опасным или сулить удачу.

Одной из характерных особенностей памяти является то, что эти нервные процессы постоянно находятся в развитии, меняясь в зависимости от того, насколько часто повторяются те или иные паттерны. То есть те нейронные цепи, которые постоянно активируются, будут изменяться (развиваться), а малоактивные цепи изменяться не будут. Такая зависимость «от употребления» является одним из важнейших свойств нервной системы. Данная концепция кажется простой, но с ней связано очень многое.

И мне стало ясно, что в осознании этой идеи находится ключ к пониманию таких детей, как Тина. У нее развился очень неудачный набор ассоциаций, потому что слишком рано в ее жизни случилось сексуальное насилие. Ее первые встречи с мужчинами и насильником-подростком сформировали ее представления о том, что такое мужчины и как с ними нужно себя вести; ранние впечатления о людях, которые нас окружают, формируют все наши представления о мире. Каждый день мозг сталкивается с огромным количеством информации, и мы должны использовать имеющиеся у нас образцы, чтобы предвидеть, чего ждать в этом мире. Если ранний жизненный опыт нельзя назвать нормальным, прогнозы на его основе могут увести наше поведение в опасную сторону. В мире Тины все существа мужского пола, большие по размеру, чем она сама, были опасными существами, заставлявшими ее или ее мать заниматься с ними сексом. Их запах, их вид и звуки, которые ассоциировались с ними, взятые все вместе, представляли собой набор «образцов памяти», которые она использовала, чтобы найти смысл в окружающем мире.

И когда она впервые пришла в мой кабинет и оказалась одна в компании взрослого мужчины, для нее было естественно предположить, что я тоже хотел от нее секса. Когда она приходила в школу и оголялась там или старалась затеять сексуальную игру с другими детьми, она считала, что делает именно то, что нужно. Данные поступки не были ее сознательным намерением, просто именно такие образцы поведения были частью ее ранней и искаженной сексуальности.

К сожалению, у меня был всего час в неделю, когда я мог заниматься лечением Тины, и за этот час было невозможно переделать стойкий набор ассоциаций. Я мог постараться смоделировать другой тип поведения взрослого мужчины, мог показать, что бывают ситуации, когда сексуальная активность нежелательна, и помочь ей научиться сопротивляться возникающим импульсам, но я не мог, имея так мало времени, заменить имеющийся у нее образец, который врезался в свежую ткань ее юного мозга и поддерживался постоянными повторениями. Мне следовало гораздо больше узнать о том, как работает мозг, как мозг изменяется, и изучить системы, которые взаимодействуют при этом, прежде чем я мог даже начинать работу — желая добра — с такими пациентами, как Тина, жизнь и память которых были изуродованы ранней психологической травмой.

— Мне очень нужна ваша помощь, — мне позвонил Стен Уолкер (Sten Walker), адвокат Государственного попечительского совета округа Кука, штат Иллинойс. Я уже закончил обучение по специальности детская психиатрия и работал помощником профессора в Чикагской университете, продолжая при этом работу в клинике и в своей лаборатории. Это был 1990 год.