— Да.

— Тогда как человеческие власти все это время упускали серийного убийцу?

— Тебе стоит вспомнить времена, в которые она начинала свою… карьеру, Анита. Люди пропадали постоянно. Они умирали молодыми в трагических ситуациях. Продолжительность жизни была менее сорока лет, и большинство умирало гораздо раньше. К сорока годам люди обычно уже обзаводились внуками, а некоторые — и правнуками.

— К сорока? — удивилась я.

Он улыбнулся:

— Выражение твоего лица бесценно, да, к сорока. У Ирландии кровавая история, и большинство сражений пришлось на время с 1170 года, когда норманны вторглись и остались. Когда битва близка, так легко исчезнуть. Были и те, кто пытался сбежать с поля боя, когда войска передислоцировались. Не возникало никаких вопросов, если они не приходили в следующее поселение: или они ушли в родной дом, или, что бывало чаще, их убили либо взяли в плен враги. Могли пройти месяцы или годы, прежде чем открывалось, что никто не знает об их судьбе, но к тому времени становилось уже слишком поздно. В городских тюрьмах люди умирали от голода и болезней. Никого не интересовало, не умерли ли они чуть быстрее, и тюремщики это утаивали, пока мертвый заключенный оставался одним из тех, за кого им платят ради лучшего обращения.

— Так ты говоришь, я просто не понимаю, как легко было убивать людей в те времена.

— Именно это я и говорю.

— Но сейчас не старые времена, Дамиан. Как она и ее поцелуй вампиров оставались незамеченными в двадцатом, а теперь и в двадцать первом веке? Люди сходят с ума, если кто-то опаздывает с отправкой им сообщения. Не так-то просто сейчас кому-то исчезнуть.

— Теперь это сложнее, намного сложнее, но не невозможно, Анита. Ты маршал США. Тебе лучше меня известно, как обновилась работа убийц. Ты работала с достаточным количеством серийных убийц, действовавших в Соединенных Штатах, чтобы знать, насколько хороши люди в поиске жертв и сокрытии трупов. И это человеческие серийные убийцы. Подумай, насколько лучше они окажутся в своем ремесле, если у них будут века для оттачивания навыков.

— Я работала на расследованиях, где преступник не был человеком.

— Я знаю, но это не отменяет моих слов.

— Как много вампиров было в твоей группе?

— Она была маленькая, но мы тогда скрывались. Чем больше у тебя вампиров, тем сложнее прокормиться и остаться незамеченными.

— Я понимаю это, но насколько маленькая?

— Никогда не было больше дюжины вампиров, а обычно меньше. Нам было сложнее прятаться, чем людям и оборотням, которые были частью ее свиты.

— Одна из причин, по которым вампиры берут людей-слуг и moitié bêtes, зверей зова — это то, что они лучше своего Мастера могут перемещаться днем, — отметила я.

— Та-Что-Меня-Создала могла ходить днем.

— Да, верно. Извини. Это такая редкая способность, что я забыла.

— Перрин и я были единственными из ее вампиров, которые были способны выжить на свету, даже держа ее руку. Все остальные, кого она брала на дневную прогулку, сгорали и погибали, пока она над ними смеялась. Посланник Совета Вампиров навел ее на это злодеяние, что заставило ее рискнуть сжечь нас обоих заживо.

Однажды я буквально разделила воспоминания с Дамианом и не горела желанием повторять, поэтому произнесла:

— Он сказал: «Возможно, причина способности гулять с тобой под солнцем кроется не в том, что они разделили твою силу…»

Дамиан присоединился и договорили мы вместе:

— «…а в том, что они приобрели собственную силу, чтобы выйти на солнечный свет».

Мы посмотрели друг на друга.

— Хотел бы я, чтобы мы не разделили самые ужасные воспоминания друг друга, Анита.

— Да уж, почему никто не может вспомнить о щеночках и радуге, когда становятся вампирами и мастерами?

— У меня никогда не было щенка, — сказал он.

— У меня был.

— Верно, собака умерла, когда тебе было тринадцать или четырнадцать, а потом восстала из мертвых, чтобы прийти домой и влезть к тебе на кровать.

— Ладно, может, не щенки, только радуги, — предложила я.

— Разделять хорошие воспоминания было бы куда приятнее, но Мастер здесь ты, а не я, так что это твои желания диктуют природу нашей связи.

— Хочешь сказать, если я не могу откопать свои приятные мысли, то никто из нас не может?

— Когда мы разделяем воспоминания очевидно, да.

— Я поговорю со своим психотерапевтом о том, как попытаться выуживать из памяти более веселые моменты.

— Помогает? Психотерапия, имею в виду.

Я обдумала это, затем кивнула:

— Думаю, да.

— Что подтолкнуло тебя посещать психотерапевта? Я знаю, что ты неформально консультировалась у ведьмы, которая работает со стаей вервольфов в Теннесси.

Он прав. Мне немного помогали, когда я училась контролировать свои метафизические способности со своей наставницей, Марианной. Мы все еще виделись время от времени. Мика и Натэниэл тоже ходили к ней со мной, потому что я была не единственной, кому нужно было узнать больше о «магии», но настоящая хардкорная психотерапия не по части Марианны.

— О, даже не знаю. Смерть моей матери, когда мне было восемь и его повторная женитьба на женщине, у которой были проблемы с тем, что я наполовину мексиканка и разрушаю голубоглазую и блондинистую картинку ее семьи?

— Это значит, что ты не хочешь мне рассказывать, потому что у тебя почти не ощущаются эмоции, когда ты это говоришь, — заметил он, посмотрев на меня в упор своими зеленейшими из зеленых глазами. Это были самые присамые зеленые глаза, которые я когда-либо видела на человеческом лице. Черт, я и домашних кошек с такими зелеными глазами встречала не много. Он клялся, что они были такого же цвета при жизни.

— Когда я так долго не разговариваю с тобой лично, то забываю, какие невероятно зеленые у тебя глаза.

— Что означает, ты действительно не хочешь делиться, почему пошла к терапевту.

— Что, даже нельзя уже сделать комплимент?

— Во-первых, я не уверен, что это комплимент. Во-вторых, ты почти никогда не делаешь мне комплиментов, так что да, ты пытаешься отвлечь меня, однако твой лучший способ отвлечения — тот, с которого ты начала: перевести стрелки на свою трагичную семейную историю, и большинство людей оставят тебя в покое.

Я недружелюбно на него посмотрела:

— Если знаешь, что я не хочу отвечать, то зачем настаиваешь?

— Может, если пойму, почему ты ходишь на сеансы, то и я тоже смогу пойти.

— Поэтому ты хотел встретиться? Поговорить по поводу психотерапевтов? — я даже не попыталась убрать удивление с лица.

— Нет, но это неплохая идея.

— Да, неплохая. Полагаю, большинству людей пригодилось бы немного основательной терапии.

Он кивнул,