Он представил, что если бы родился эскимосом или пигмеем, то был бы совсем другим человеком с абсолютно другой личностью, взглядами, реакциями, жизнью, так как он был бы результатом влияния общества эскимосов или дикарей-пигмеев и той среды, в которой бы родился и жил. Он точно так же, как его соплеменники мог бы вставлять себе кость в нос и соревноваться с другими мужчинами, у кого на шее в ожерелье больше скальпов врагов. Мог бы питаться тухлым мясом, считая его изысканным деликатесом. Или обмазывать свое тело коровьим навозом, сооружать из него лепешку себе на голову, считая, что это помогает спасаться от изнуряющего зноя. Мог бы покрывать свое тело шрамами и татуировками, заниматься членовредительством и прочее и прочее.

Не говоря уже о том, каким бы он был, если бы родился зверем в стае или стаде. Тогда в нем вообще не было бы ничего человеческого! Он увидел, как все, чем он считает себя, является влиянием среды, в которой он находится, в которой родился и вырос. От этих мыслей становилось не по себе, и он решил бороться с этой стадностью. С тем гипнотизирующим влиянием, которое лепит из него, как из пластилина, свою игрушку для забавы.

Однажды Ян с подружками отдыхал на прекрасной поляне в лесу среди удивительных деревьев, трав и цветов. Недалеко бежал по камням и журчал ручей. То перескакивая с уступа на уступ, то кружась в тихих, уютных заводях, он напевал свою счастливую песню. Дарил всему миру неприхотливое и такое естественное состояние свободы и непосредственности.

Все пространство вокруг было наполнено светом и радостью. Глубоким, проникновенным состоянием счастья. Всюду пели и перелетали с ветки на ветку красивые яркие птицы. В густой зеленой траве стрекотали кузнечики. Их переливистый хор наполнял воздух безмятежным летним покоем. Казалось, что сам звук пения этих незатейливых созданий согревает все пространство вокруг.

То тут, то там с цветка на цветок перелетали шмели, порхали разноцветные бабочки. Где-то между травинок по земле с деловитым усердием ползали жуки. А в воздухе кружились в любовном танце стрекозы. Благоухали цветущие деревья. Распускались цветы.

Словом, жизнь в раю шла своим чередом. Спокойно, гармонично и размеренно. И чем еще было заниматься нашим героям в этом раю? Правильно! Как и положено всем, кто попал в рай, они наслаждались всем этим великолепием. Предавались блаженному созерцанию.

Внезапно всё вокруг озарилось каким-то удивительным неземным светом. Этот свет, казалось, спустился с небес и залил собой все вокруг. Поляна с ее обитателями, райские деревья, говорливый ручей – все утонуло в этом ослепительно-ярком сиянии.

По телам друзей разлилась волна неземного блаженства. Что-то очень знакомое, родное и в то же время пронзительно-тонкое наполнило все их существо.

Ян и его спутницы переглянулись друг с другом. Они явственно почувствовали чьё-то присутствие, но не могли понять чьё именно. И тут свет стал уплотняться, его частицы начали стягиваться друг к другу. И, наконец, он сгустился в сияющий золотистый шар. А затем из шара в сиянии стали проступать знакомые и такие родные черты жреца Каджура.

Сначала из яркого облака появились глаза. Они смотрели очень проникновенно и в то же время отрешенно. Затем появились знакомые черты лица. Красивый высокий лоб. Брови вразлет, удлинённый пропорциональный нос, красиво очерченные губы. После и все тело Каджура проступило в этом удивительном сиянии.

– Смотрите. Смотрите, это же наш Каджур! – восхищенно воскликнула Лейла.

– Вот это да! – воскликнули все в один голос.

Вначале друзья не могли прийти в себя от этого явления. Они даже не могли поверить своим глазам. Но когда поняли, что в гости к ним явился жрец – с радостными криками вскочили и стали весело прыгать и кружиться вокруг него.

– Это ты, дружище!? – не веря своим глазам, спросил Ян. – Я так рад тебя видеть!

– Да, мы сразу не признали тебя, – сказала Рейя.

– Я думаю, что это за зарево? А это ты! – радовалась, как ребенок, Бхаговати.

– Я тоже рад вас видеть, друзья! – сказал Каджур.

– Так ты теперь живешь в виде света? – спросил Ян. – Теперь я уже не смогу тебя обнять?

– Да, обнять уже нет. Но видеть сможешь. Я теперь существую в другом состоянии потому, что перешел во внетелесное существование.

– А как это? – спросила Рейя.

– Это просто удивительно, – ответил жрец. – Даже не передать словами. Но чтобы вам было понятнее, давайте я процитирую великого суфия, Омара Хайяма.

– Конечно-конечно, милый Каджур, – захлопали в ладоши девушки.

– Какие прекрасные стихи! – задумчиво произнес Ян. – Я почему-то всегда думал, что это он писал про физическое тело.

– А здесь, получается, даже тонкое тело нам мешает жить? – спросила Бхаговати.

– Да, это верно. Любая ограниченность обедняет жизнь и возможности человека. Любая связанность с телом, будь то физическим, или тонким, лишает человека первоначальной истинной свободы.

– А ты уже свободен, да? – с нетерпением спросила Лейла.

– Я, конечно, тоже ещё не полностью стал свободным. Ведь у меня еще существует ментальное тело. Я еще не полностью ощущаю себя телом света. Ещё есть иллюзия, что я нечто отдельное от всего. Но я уже всего на одну ступеньку нахожусь от Бога. От того бесконечного всепроникающего света, в котором уже существует полная свобода!

– А что ты делаешь, чем занимаешься, Каджур? – спросил Ян.

– Если это, конечно, можно назвать «деланием», то я постигаю состояние Бога.

– А как ты это делаешь? – спросила Рейя.

– Я то бесконечно расширяюсь, пытаясь охватить всё пространство Вселенной. То купаюсь в бесконечной всепоглощающей Благодати Бога. То спускаюсь в физический мир и смотрю, как живут там различные существа. Стремлюсь всем, по возможности, помочь. Если, конечно, живые существа готовы принять мою помощь. Посылаю им терпение, смирение и понимание тех ситуаций, в которых они живут. Только вот вижу теперь всё по-другому.

– А как это, по-другому? – спросил Ян.

– А вот настройтесь на меня, – ответил Каджур, – и я постараюсь показать вам это.

Друзья настроились на жреца и тут же ощутили себя сразу во всём, что их окружало на лесной поляне. Теплой плодородной землей, говорливым ручьем, сочной зеленой травой. Благоухающими нежными цветами. Буквально каждым деревом, насекомым, птицей.

Они чувствовали окружающий мир так, как воспринимает его каждое живое существо в отдельности и в то же время, как все они вместе взятые. Видели все вещи вокруг так, как каждое существо видит всё со своей позиции, своей точки зрения. Но в тоже время их пронизывало глубокое понимание того, что на самом деле всё, что есть, представляет из себя единое целое, связанное неразрывно с каждым существом.