и ради всех наших парков и садов, о чём мы имеем привычку разглагольствовать. Придите тогда, чума, война, голод и мегеры! Вы придёте, как я сказал, к тем, кто должен остаться? Придите и перепишите здоровых! И более всего, о ты, война, иди дальше с твоей дубинкой! Треснутые наши короны из-за своей природы впредь и всегда будут сломаны крепкими ударами.

– И тогда безнадёжно сломан череп, который скрывал такую тираду, состоящую из ерунды, – сказал Мохи.

– И вы думаете, что старый Бардианна не знал этого? – спросил Баббаланья. – Он написал превосходную главу на эту самую тему.

– Что, на трещинах его собственной башки?

– Точно так. И явно утверждал, что этим собственным трещинам он был признателен за то, что хоть немного света имелось в его мозгу.

– Я уступаю, Баббаланья: твой старый мыслитель более стар, чем я.

– Да, да, Плетёная Борода, его гребень был черепаховым; и у него был девиз: «Я кусаю, но не должен быть укушен».

Глава XXXV

Они посещают господ Пико и Хелло

Подошло время, и мы высадились на Диранде. И эта высадка походила на высадку в Гринвиче среди ветеранов Ватерлоо. Это были люди, усечённые справа и слева: некоторые без рук, некоторые без ног, ни одного с хвостом, но у всех людей были головы, хотя и повреждённые, покрытые шишками и ушибами.

Теперь эти весьма блистательные и прославленные сеньоры, господа Хелло и Пико, жили во дворце, обнесённом забором из тростника под названием «малакка», на каждый столбик которого были надеты черепа, числом в пятьдесят, по одному на каждую стойку. Косяки дверей по краям представляли собой нечто среднее из высоких и мощных тел Хелло и Пико: там ключица пересеклась с локтевой костью.

Препровождённые к знаку из черепа и скрещённых костей, мы получили самое приятное развлечение, которое только могла представить эта королевская гостиница. Мы нашли наших хозяев Хелло и Пико усевшимися вместе на возвышении, или троне, попивающими глотками красный кларет из шара, вырезанного из самого большого слоновьего бивня. Они пребывали в хорошем и приподнятом настроении, встряхивая монеты из слоновой кости в черепной чаше.

– И что выпало Вашему Величеству? – сказал Пико. – Голова или хвост?

– О, голова, Ваше Величество, – сказал Хелло.

– И мне выпала голова, – сказал Пико.

И это были головы. Но эти головы находились с обеих сторон монеты, и потому оба были уверены в своей победе.

Так они забавлялись целый день, казня тыквы с кларетом отсечением горловины своими серповидными скипетрами. Вокруг них лежали пустые калабасы, все расписанные красной краской, и, будучи вскрытыми, они сочились красным вином из своих горлышек, как обезглавленные молодки в старом баронском дворе сарая в Кенилворте перед той ночью, когда королева Бесс обедала с лордом Лейсестером.

Прозвучали первые комплименты, и Медиа и Тайи оказали приём, подходящий их уровню, и короли спросили, есть ли среди нас хорошие метатели копья: если бы они имелись, то им нашлось бы занятие. Узнав, однако, что на нашей стороне не было ни одного профессионального воина, их величества взглянули, пожалуй, мрачнее и, пытаясь рассеять тоску, потребовали ещё старого доброго напитка, имевшего красный цвет.

Казалось бы, это ходатайство гостей препятствовало копьям хозяев сломаться ранее короткой и уверенной игры королевских подданных, что было совместным делом их прославленных величеств.

Но если их посетители не смогли одержать победу при помощи копий над их подданными, то наши гостеприимные хозяева велели подать несколько копий, так или иначе предназначенных для нашего специального развлечения. Одним словом, наше прибытие дало прекрасный предлог для того, чтобы возобновить игры; хотя, как мы узнали, только за десять предыдущих дней свыше пятидесяти воителей были убиты на одном из этих празднеств.

Так или иначе, их объединённые величества не хотели ничего иного, а также после нашего замешательства ещё более пожелали увидеть это. Мы возразили, сказав, что должны отбыть. Но нас любезно уверили, что из наших каноэ вычерпывают воду и их укрыли в лесу, чтобы они оставались там, пока игры не начались.

День, отведённый на это, был третьим по очереди после нашего прибытия; предыдущие дни были посвящены приготовлениям: вызову из своих деревень и долин местных воинов и публикации королевских прокламаций, посредством чего домочадцам сообщили о неограниченном гостеприимстве королей и свободно предложили вообще всем героям, которые из-за любви к оружию и чести желают свернуть голову, скрестить в сражении дубинки, с силой метнуть копьё или поиграть со смертью в королевской долине Деддо.

Тем временем целый остров пребывал в состоянии шумного волнения, и незнакомцы прибывали ежедневно.

Арена, устроенная отдельно для игр, была просторной низиной, покрытой белыми астрами, которые, качаясь среди скошенных хлебов, росли на земле, как частицы сбитых сливок, вырастающих в молоке молодых тёлок. Но эта белизна здесь и там была усеяна земляникой, испещрившей равнину, как будто раненые существа отползали, истекая кровью, от места смертельного столкновения. Повсюду внизу качался алыми чащами сумах, стонущий на ветру, как окровавленные призраки, окружавшие Фарсалию в ночь после сражения, отпугивая крестьян, с зерновыми корзинами пришедших собирать урожай драгоценных перстней воинов Помпея.

Под слоем навезённого торфа в этой низине лежали тысячи славных трупов неизвестных героев, которые пали здесь почетной смертью.

Вследствие этого на цветистом языке Диранды это место назвали Полем славы.

Глава XXXVI

Они посещают игры

Наконец настал рассвет третьего дня; и первое, что мы увидели, войдя на равнину, был трон из красного дерева, укрытый листвой красного пандануса. На этом троне в фиолетовой одежде расположились те самые великолепные и прославленные господа сеньоры – господа сеньоры Хелло и Пико. Перед ними было уложено много тыкв с вином и стояли крестообразно воткнутые в землю их собственные королевские копья.

На склоне длинное, овальное пространство, как будто бороздой, было окаймлено таким образом, чтобы на созданные уступы уселась толпа зрителей. Напротив трона был зарезервирован свободный проход к арене, ограниченный воображаемыми линиями, проведёнными от двух выровненных концов копий, удерживаемых двумя воинами.

Когда мы подошли, наша сторона была вежливо принята и размещена в просторном зале.

Первый поединок был боем на дубинках между двумя воинами. Ни шлем из стали, ни черепа Конго не смогли бы сопротивляться их ударам, которые они производили, поскольку бойцы, казалось, желали забить друг друга в землю, словно колья. Затем один из них замахнулся, а его противник, порывавшийся расколоть его донизу, увернулся от удара; тогда первый одним удачным ударом случайно запустил высоко в воздух дубинку, которая упала на макушку зрителя, пришедшего с равнины.

– Всё одно, – пробормотал Пико.

– Как хороши мертвецы с другой стороны, – пробормотал Хелло.

Второй поединок был борцовской схваткой, в которой два воина, одетые в шкуры ужасных медведей, сжимали друг друга до смерти.

Третий поединок был боем между толстым воином и карликом. У вертикально стоящего толстяка живот выглядел как большой барабан, висящий перед барабанщиком, наклоном головы толстяка управлял карлик и заставлял его вращаться вокруг своей оси.

Четвёртое столкновение было боем между двадцатью воинами, которые всей массой скручивались, как конечности в живописи Себастьони из Гадеса. После сокрытия самих себя в облаке поднятой пыли эти воюющие стороны, не пострадавшие, но тяжело дышавшие, снялись с арены и, по отдельности продвигаясь среди зрителей, применяли свои навыки, полученные в бою.

– Хвастуны! – бормотал Пико.

– Трусы! – рычал Хелло.

В то время пока толпа аплодировала, невозмутимый наблюдатель, пытаясь стереть пыль со своих глаз, спросил у восторженного соседа:

– Умоляю, расскажи, что тут произошло?

– Дурак! Не видел из-за пыли?

– Это так, – сказала трезвая сторона, снова протирая свои глаза. – Но я не мог поднять пыль самостоятельно.

Пятое столкновение было боем исключительно на палках между ста воинами, по пятьдесят