По дороге под названием Эль-Камино-Реал, видевшей в свое время несметные богатства, они добрались от Мехико до маленького укрепленного городка Сан-Антонио де Бексар. То был форт, какие ей уже доводилось посещать, – крохотная заплатка испанской цивилизации на широком полотне дикости, которое бороздили враждебные индейцы и алчные англосаксы, все чаще переправлявшиеся через реку после продажи Наполеоном огромной Луизианы американцам.

– Мы остановимся на некоторое время здесь, – услышала Мариса от дяди. Он был озабочен, и Мариса знала причину его тревоги: миссии бедствовали, а иногда и переходили под светское управление. После восхождения на испанский трон Карла IV повсюду воцарилось смятение.

Мариса сидела за толстыми стенами, дядя же совершал под охраной военных длительные поездки и порой отсутствовал по многу дней. Порой она наблюдала из окна гордых команчей, приезжавших торговать с испанцами. Иногда они привозили скальпы, чаще – шкуры и свежее мясо; бывало, волокли за собой изможденных пленников, захваченных в набегах на Мексику или в дальних местностях.

Марису не оставляло тихое уныние. Порой она чувствовала себя невольницей, и музыка, под которую танцевали солдаты со своими подружками, вызывала у нее смутную тоску по прежней жизни: балам, яркому свету, головокружительному успеху, ощущению рук кавалера у себя на талии, флирту, интриге…

От жары не спасала даже простая полотняная одежда: Мариса, обливаясь потом, расхаживала взад-вперед по тесной каморке, упрекая себя за непрошеные воспоминания. Нередко она заговаривала с монахинями из маленького монастыря, находя в беседах успокоение. Однако она не переставала изводить себя вопросами о собственном будущем.

На нее все чаще поглядывал молодой испанский офицер с капитанскими эполетами. Иногда он обращался к ней с короткими застенчивыми репликами. У него не было жены, но Мариса не сомневалась, что он, подобно всем испанцам, заброшенным в эту глушь, находит утешение в объятиях индейской красавицы.

Как-то поздним вечером, не сумев уснуть из-за громкой музыки, Мариса накинула шаль и спустилась по винтовой лесенке вниз. Во дворе разносился запах мяса, жаренного на вертеле, причудливо смешанный с запахом дешевых духов, табака и масла, которым смазывали волосы и тело индейцы.

Остановившись в дверях, Мариса стала наблюдать за происходящим. Неистовая музыка напомнила ей музыку испанских цыган с ее заимствованиями у мавров. Она знала, что ей здесь не место, однако дядя не возвращался уже более недели, а без его умиротворяющего присутствия она не могла обрести душевного покоя. «Он прав, я не готова к монастырской жизни, раз меня так волнует простая музыка!» – мелькнула внезапная мысль в голове молодой женщины.

Она уже была готова уйти, когда рядом появился полупьяный солдат. Смеясь, он приобнял ее за талию.

– От кого ты тут прячешься, милашка? Кто ты такая? Кто бы ты ни была, пойдем спляшем. Пошли, не ломайся! Я угощу тебя огненной водой, и ты согреешься.

Он не имел ни малейшего понятия, к кому пристает, она тоже впервые его видела. Но она истосковалась по мужскому обращению, давно не чувствовала себя просто женщиной. Вместо того чтобы вырваться, устроить скандал, Мариса неожиданно для самой себя позволила ему увлечь ее в круг танцующих. Собственно, что дурного в невинном танце? Сбежать она всегда успеет.

В этих краях не знали вальса, однако Мариса была знакома с фигурами фанданго. Она покатывалась со смеху и наслаждалась громкой музыкой, когда на нее упал взгляд испанского капитана. Он сразу узнал ее, и его карие глаза расширились. Он сумел оттеснить в сторону солдатика, а потом отправил его восвояси командирским приказом, заняв его место. Когда музыканты прекратили играть, чтобы передохнуть и промочить горло водкой, капитан Игера взял ее за руки и отвел в сторонку. Его лицо все еще пылало от столь неожиданной встречи.

– Сеньора! Как вы здесь оказались? Это небезопасно…

Она воинственно оглянулась на танцоров и закуталась в кружевную шаль.

– Меня соблазнила музыка. Захотелось потанцевать, снова попасть в людской водоворот, – призналась она и добавила еще более бесстрашно: – Меня научили танцевать севильские цыгане. Я пришла сюда просто взглянуть. Вы меня осуждаете, сеньор?

– Вам отлично известно, что это не так! Я питаю к вам глубочайшее уважение, сеньора. Но если о случившемся станет известно вашему дяде или монахиням, которым он вас поручил… Лучше возвращайтесь к себе, сеньора. Мои солдаты слишком пьяны. Сами видите, с какими особами они привыкли якшаться. Прошу вас, позвольте мне вас проводить.

Он убрал руки, но она успела почувствовать, как они дрожат. В сумерках его светло-голубые глаза казались серыми. Ее охватило странное чувство, словно все это происходило с ней не впервые. Она ахнула и зажмурилась, ожидая, что он обнимет ее за талию, запрокинет голову и поцелует. Как ни велик был ее стыд, она готовилась ему повиноваться. Однако ничего не произошло.

– Сеньора?.. – окликнул ее молодой кавалер. Она открыла глаза и увидела озабоченный взгляд его глаз, снова ставших голубыми, как им и полагалось. Она со вздохом потупилась.

– Простите, сеньор. Обещаю в дальнейшем удерживаться от безрассудства.

– Жаль, что вы… что я… что вы…

– …не принадлежу к числу тех метисок, ведущих себя столь свободно? – прервала она его бормотание. – Тут я с вами соглашусь, капитан. Впрочем, вы правы: лучше незаметно улизнуть, пока остается такая возможность.

Она исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив его стоять с открытым ртом и проклинать свою неуклюжесть. Теперь было поздно раздумывать, как бы она поступила, если бы, поддавшись требованию естества, он обнял и поцеловал ее.

Мариса вскоре осознала, что напрасно спасалась бегством от серьезного волоокого офицера, а заодно и от самой себя. Спустя три дня ее дядя привез в Сан-Антонио человека, о котором она давным-давно и думать забыла.

То был дон Педро Ортега – смуглолицый, роскошно одетый. Теперь он был луизианским плантатором; по возвращении из Европы приказом самого Мануэля Годоя, утвержденным королевой Марией-Луизой, он был назначен командующим испанскими войсками на Миссисипи.

Дела привели его в Сан-Антонио. Ортега получил несколько месяцев отпуска; к числу его забот относилась и Мариса.

– Нет! – возмущенно воскликнула Мариса. – Дядя! Как вы можете, монсеньор? Я не хочу с вами расставаться. Я рассказывала вам, каков он! У меня остались о нем пренеприятнейшие воспоминания. А после того как он появился в Париже… Я знаю последнюю волю моего отца, но с тех пор многое изменилось. Дону Педро хорошо известно о моих… Словом, он знает, что я уже далеко не во-площение невинности. Кстати, он и тогда далеко не питал ко мне симпатий.

– Вероятно, ты недооцениваешь силу характера Ортеги. Неужели ты довольна кочевой жизнью, которую в последнее время ведешь? – Она виновато потупилась. Жесткая рука архиепископа легла ей на голову. – Мариса, дитя мое, есть вещи, от которых невозможно всю жизнь убегать. К ним относится наследство твоего отца, а также твоя собственная личность – волевая и пытливая. Я старый холостяк, но и я до сих пор не расстался с миром. Неужели ты считаешь, что я не в силах тебя понять?