Иисус почувствовал угрызение совести, что ни они с Марией посетили караван, чтобы представиться купцам и главе каравана, а наоборот, те почтили его своим приходом, хотя, если проникнуть поглубже в его чувство, то можно сказать, что он был весьма доволен вот таким началом длинного, в несколько месяцев, путешествия.

Иисус тоже склонил голову и приложил руку к сердцу. Поприветствовать же гостей добрым словом он не успел — его опередил старший из купцов, седоволосый, с благородной осанкой.

— Мы рады быть твоими спутниками Иисус Месх.

— Ты прав, почтенный, назвав меня Мессией, но ты обмолвился: не вы мои спутники, а я с женой своей — ваш спутник, рассчитывающий на благосклонность вашу.

— Оставим в покое лишнюю скромность, — мягко возразил купец и добавил: — За пиалой чая обсудим наш совместный путь.

Точного дня отъезда гости не смогли назвать. Через неделю ли, через месяц — как завершится меновой торг. Короче, все зависит от везения. А путь такой: к Гирканскому морю, оттуда, через Гирканские ворота к массагетам и по долине Окса (Сырдарья) в Бактрию. Выход на Инд у города Лорна. Далее вверх по Инду до слияния Инда с Тримабом. За устьем Тримаба — переправа. Вверх по Тримабу — до устья Джаламы и по ее долине до Сринагара.

— Это путь Александра Македонского, — невольно вырвалось у Иисуса. — Там, где-то в Междуречье, он разбил индийского царя Пора и стал царем царей, завоевав весь мир.

— Да, мы ходим путем великого Александра, — с явной гордостью воскликнул караван-баши, — и путь этот указал нам вот он, — ладонь в сторону седовласого купца, — род которого идет от оставленных Александром в Кашмире раненых воинов.

«Вот он, один из заблудших, — с горечью определил Иисус, — в одежде индуса, ничем не отличающийся от остальных купцов. Вот к таким я понесу слово Единого, слово Отца Небесного».

А мысль услужливо уже подсказывала познанное от наставников из тайного центра ессеев: Александр стал непобедимым оттого, что покоренный словом пророка Иеремии, первосвященника у народа избранного, вошел в Храм Господен в Иерусалиме, чтобы поклониться Святая Святых и принять веру в Бога Авраама, Исаака, Иосифа, в Господа Моисея. Веру в Единого, Великого Творца Всего Сущего. Иисус тут же определил обратить проповедь свою к седовласому.

— Александр перед великим походом принял веру в Единого Бога, который небо и землю сотворил и все видимое и невидимое. Уверовал в Бога поистине Великого, и в походе, призывая Саваофа-Яхве, мышцей его разил врагов. А победив, оставлял в тех странах верующих в Единого из народа избранного. Александр не отступил от веры в Господа нашего Саваофа-Яхве до конца дней своих и никогда не расставался с подаренными ему первосвященником Иеремией камнем лихтинским, на котором написано имя бога Саваофа, мечом Голиафа, идолопоклонника, которого убил пророк и царь Израиля Давид, со шлемом Самсона и копьем Самсоновым, которому никакое копье не могло противостоять, со щитом из металла анта, который разбить не могло никакое железо. Щит этот прежде держал Атан, сын Сеула, пророка и царя Израиля. Вооруженный божественным оружием и неся в сердце Единого, Александр побеждал во всех сражениях.

— Все так, — кивнул седовласый, — но велик ли бог, не уберегший горячо верившего в него от лютой смерти? Даже первосвященник Иеремия не поверил в возможную благодарность Саваофа-Яхве своему верному рабу, предсказав Александру, когда провожал его: «Не увидишь больше, Александр, земли своей».

По поводу этого пророчества Иисус размышлял не единожды, и всякий раз появлялся у него кощунственный, как он считал, вывод: сделал дело — стал лишним. Но не для Отца Небесного, а для стоящих у власти. Они, скорее всего, испугались его славы, которая затмила их величие. Сейчас те мысли вновь всплыли, наполнившись совершенно новым предположением; он, Иисус, тоже стал лишним и никогда больше не вернется в родную землю, в Землю обетованную, и не символично ли то, что путь его в изгнание идет по стопам Александра. Но сейчас они Иисусу были ни к чему, к ним он еще не единожды вернется, теперь же ему нужно достойно ответить седовласому, и ответ должен прозвучать значительно, иначе — поражение. Нужное, однако, пока не находилось. Пауза затягивалась. Выручил Иисуса караван-баши, жестко высказав свое требование.

— Великий Мессия, мы преклоняемся перед твоей мудростью, мы знаем, что ты жертвовал жизнью, беря на себя грехи людские, но мы просим тебя, вернее, требуем от тебя в пути откинуть от себя свои проповеди о твоем Боге. В караване вместе индуисты, джайнаиты, сикхи, буддисты, верные слову Зороастра, Ману — каждый волен почитать своих богов без всяких притеснений, а твои проповеди, Великий Мудрый, могут внести смуту в души погонщиков, в души купцов, в души стражников, тогда конец слаженности, что грозит гибелью каравану, ибо только дружная работа способствует преодолению коварных преград на нашем долгом пути. Вот почему мы говорим: ты можешь проповедовать лишь среди своих соплеменников, которых разыщешь на остановках каравана у стен больших городов. Иначе наш договор будет расторгнут. Или сейчас, или даже в пути. Мы оставим тебя независимо от места — в городе ли, в безводной ли пустыне — на волю твоего бога.

— Обязуюсь, вести только овец заблудших, — почти без раздумий ответил Иисус. — Нести Живой Глагол Божий только соплеменникам, как отступившим от веры праотцев, так и верных ей.

Не связывал себе руки этим обещанием Иисус. Нисколько не связывал. Он сам не станет пастырем многобожников, а понесут его слово уверовавшие в Отца Небесного, в Царство Божье на земле и в то, что пастырями пасомых станут из народа избранного.

«Первый, кого верну я в лоно веры своей, будешь ты, седовласый купец!»

Слуги внесли несколько объемистых блюд с горками источающих аппетитный аромат плова, янтарнобоких фазанов, кекликов, кур, жареной и вареной баранины и ко всему этому разнообразию — соусы и пряности, а также кувшины с молодым вином. Когда все эти яства слуги расставили перед гостями, а пиалы наполнили вином, Иисус поднял пиалу.

— Выпьем за наш договор, который надлежит нам обоюдно исполнять в долгом нашем пути.

Всем понравился этот ко многому обязывающий тост. Пиалы быстро были осушены.

Иисус же, прежде чем выпить свое вино, поглядел пристально на седовласого купца, волей своей внушая ему:

«Ты еще раз посетишь мой дом для беседы со мной! В ближайший день посетишь!»

Это мысленное повеление он повторял во время затянувшейся трапезы несколько раз, а когда гости уходили, то, улучив момент, сказал:

— Я жду тебя для дружеской беседы. Как имя твое?

— Самуил.

— О-о-о!

Седовласый купец с удивлением посмотрел на Иисуса, пытаясь понять, отчего тот так воспринял его имя.

Он пришел на второй же день. Вернее, к исходу второго дня, когда окончил свои дневные купеческие дела, и первым его вопросом, когда они возлегли за трапезой для дружеской беседы, одобряемой отменным вином, был вопрос, который не выходил у него из головы.