– А кем?

– Да все тем же Кирхером, в частности, этому посвящен его труд «Musurgia universalis». Вместо того чтобы замещать буквы нотами или их комбинациями, он предложил разделить алфавит между четырьмя голосами мадригала или оркестра, так чтобы лучше управлять музыкальной темой, сделать ее композиционно более изящной и менее неприятной на слух на тот случай, если послание будет перехвачено или вызовет подозрения. И наконец, существует бесчисленное количество возможностей использовать текст, положенный на музыку, и ноты, предназначенные для исполнения с помощью человеческого голоса. К примеру, если той или иной ноте что-то соответствует, какие-то слоги, во внимание принимаются лишь эти слоги. Можно пользоваться одним лишь текстом, положенным на музыку, для кодирования секретного послания. Корбетта был знаком с изобретением Кирхера, в том нет сомнений.

– Как по-вашему, перенял ли Девизе у Корбетты не только мастерское владение гитарой, но и… это искусство тайнописи?

– Так, во всяком случае, поговаривали при дворе в Париже. К тому же Девизе был любимым учеником Корбетты и, помимо прочего, одним из его друзей.

Доулэнд, Мелани, Корбетта, его ученик Девизе… больше я не сомневался: музыка неразрывно связана со шпионажем.

– Кроме того, – продолжил Мелани, – Корбетта был хорошо знаком с Фуке, поскольку являлся придворным гитаристом при Мазарини вплоть до 1660 года. Только в этом году он перебрался в Лондон, однако часто наезжал в Париж, а десять лет спустя окончательно туда переехал.

– Но в таком случае это рондо также может заключать в себе некое тайное послание! – сам не веря в то, что говорю, произнес я.

– Спокойствие, мой милый, взглянем сперва на все остальное. Ты мне сказал, что рондо было преподнесено Корбеттой в дар Марии-Терезии, которая, в свою очередь, подарила его Девизе. Для нас с тобой это служит ценнейшим указанием. Мне ведь было невдомек, что королева поддерживала отношения с обоими гитаристами. Даже трудно в это поверить.

– Я вас понимаю. Мария-Терезия вела почти монашеский образ жизни…

И я пересказал аббату все то, что узнал от Девизе по поводу унижений, которым подвергал свою бедную супругу король-Солнце.

– Монашеский? Бог мой, я бы не стал так преувеличивать, – явно что-то зная на сей счет, парировал Атто.

По мнению Атто, Девизе нарисовал для меня слишком уж незапятнанный портрет королевы Франции. А между тем и сейчас еще можно повстречать в Версале юную мулатку, как две капли воды похожую на дофина. За объяснением сего чуда следует обратиться к событиям двадцатилетней давности, когда послы одного африканского государства гостили при дворе и, дабы выразить свое почтение супруге Людовика XIV, подарили ей темнокожего пажа по имени Набо.

Несколько месяцев спустя – это было в 1664 году – Мария-Терезия произвела на свет крепенькую и очень резвую девчушку с темной кожей. Придворный хирург Феликс заверял короля, что цвет кожи ребенка скоро изменится, являясь чем-то вроде желтухи в связи с приливом крови во время родов. Однако шли дни, а девочка светлее не становилась. Тогда хирург заявил, что беременность королевы протекала под слишком пристальными взглядами негритенка. «Взглядами? – переспросил король. – Какой же проникающей способностью они должны были отличаться!» Несколько дней спустя по приказу короля с пажом Набо тайно расправились.

– А что же Мария-Терезия?

– Она промолчала. Никто не видел ни ее слез, ни улыбок. По правде сказать, ее и саму-то было не видно. Кроме слов доброты и прощения, от нее ничего нельзя было добиться. Она всегда старалась рассказать королю о малейшей безделице, дабы заверить его в своей преданности, и это невзирая на то, что он навязывал ей своих любовниц в качестве камеристок. Она как будто бы и не могла быть иной, кроме как безвольной, бесцветной, держащейся в тени. Она была слишком добрая. Слишком.

На память мне пришла одна фраза Девизе: было бы ошибочно судить о Марии-Терезии лишь по внешним проявлениям.

– Как вы думаете, она напускала на себя такой вид? – спросил я.

– Она была из Габсбургов. К тому же испанка. И Габсбурги, и испанцы – гордые натуры, все сплошь заклятые враги ее супруга. Как ты думаешь, что испытывала Мария-Тере-зия Австрийская, когда ее так унижали на французской земле? Отец боготворил ее и согласился расстаться с ней лишь в обмен на Пиренейский мир. Я был на Фазаньем острове[156], мой мальчик, когда Франция и Испания заключили договор и порешили соединить браком своих детей. Как подошла пора расставаться с дочерью, король Филипп Испанский залился горючими слезами, словно уж и не надеясь свидеться с нею когда-либо. Всем стало не по себе. А на пиршестве в честь помолвки, одном из самых роскошных, когда-либо заданных, не притронулся к яствам. Под вечер, собираясь уезжать, он простонал сквозь рыдания: «Я мертвец» и много чего еще в том же духе.

Рассказ Мелани несказанно удивил меня: я и не предполагал, что сильные мира сего, хозяева судеб целых стран и народов, могли так горевать и убиваться от потери одного дорогого существа.

– А Мария-Терезия что же?

– Сперва делала вид, что ей все равно, как обычно. Но вскоре дала понять, что будущий супруг ей не нравится. Улыбалась, вела любезные разговоры и показывала, что отъезд ее нисколько не огорчает. Но в эту ночь мы все слышали, как она душераздирающе вопила в своей комнате: «Ay, mi padre, mi padre!» [157]

– Значит, она и вправду притворщица?

– Так оно и есть. Она скрывала ненависть и любовь, симулировала жалость и верность. И потому неудивительно, что никто не догадывался о милом обмене таблатурами между нею, Корбеттой и Девизе. Возможно, прямо на глазах у короля!

– Так вы считаете, королева пользовалась услугами гитаристов для передачи тайных посланий?

– Не исключено. Помню, прочел о чем-то в этом роде в одной голландской газете. Так, мерзкое издание, выходившее в Амстердаме на французском языке с единственной целью – опорочить Наихристианнейшего из королей. Там говорилось об одном молодом придворном лакее, неком Беллоке, если мне не изменяет память, который сочинял стихи, предназначенные для декламации во время балетного действа. Так вот, в них в завуалированной форме содержались упреки, адресованные королю, причинявшему королеве страдания своими изменами. А заказчиком был не кто иной, как сама Мария-Терезия.

– Сударь, а кто такая Мадемуазель?

– Откуда тебе известно это имя?

– Я прочел его на верхнем поле странички с нотами Девизе. Там стоит: «a Mademoiselle».