Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, справимся и без этого, — некромант поудобнее перехватил глефу. — Мне только обидно, Аэ, что и ты решила, что мною можно управлять. Что ты настолько выше, лучше, проницательнее. Что ты имеешь на это право.
— Я дракон, — бесстрастно ответила она, не опуская взгляда. — Я делаю не то, что хочу, но что должна.
— А откуда ты знаешь, что именно ты должна ?
— Все драконы знают, — отвечала она с выражением мраморной статуи. — Память крови, забыл? Это вложено в нас от рождения. Долг превыше всего. Поэтому-то у нас… гм… такие своеобразные семьи.
— Точнее, их у вас нет, — уточнил некромант.
— Неважно, — отмахнулась драконица. — Сейчас важно лишь то, что у меня за спиной. Дохлый мир-зомби. Неживая тень. И то, что вокруг него.
— А что же «вокруг него»? Разве не Межреальность, куда мы просто не нашли ещё выхода?
— Я не ощущаю никакой Межреальности, — отрезала Аэсоннэ.
— Этого не может быть!
— Я не говорю, что «может». Я говорю, что «не ощущаю».
Они замолчали. Крылатые всадники Хаоса, или того, что действовало здесь его именем, приближались, повеяло холодом, словно воинство это и в самом деле вбирало в себя разлитое кругом тепло.
— Это не должно было так кончиться, Аэ.
— Ты сам не захотел, чтобы было по-другому, — возразила она. Взгляд был холоден, голос сух. — Ты не знаешь, что такое гордость дракона. Что ж… будь с нею, коль так. С рекомой Ньес.
— Зачем ты так, Аэ?..
— Ты должен принять решение, в конце концов! — она топнула ногой. — Быть собой — или быть рабом. Никто не скажет тебе, как осуществить первое; зато насчёт второго в наставниках недостатка не будет.
Фесс только покачал головой.
— Аэ… если ты хочешь только упрекать меня, то лучше вернись… вернись к себе, к той настоящей Аэсоннэ, которая не знаю, где сейчас и неведомо чем занята.
— Я не могу указать тебе путь. И никто не сможет. Любая дорога приведет только в тупик.
Предводитель тёмного воинства пришпорил своего дракона. Тот изогнулся дугой, ринулся вниз; небеса заполыхали лиловым. Застонала и колыхнулась земля, или то, что здесь служило ею.
— Ты наш-ш, ты наш-ш, твоё место здесь!.. — зашипел, казалось, сам воздух.
Аэсоннэ посторонилась, скрестила руки на груди с деланым равнодушием. Конечно, что ей, она «не настоящая» …
— Не настоящая… — повторил он вслух.
— Очень даже настоящая, — вскинулась Аэ. — Порежусь — кровь пойдёт. Перекинусь — обернусь драконом. Взлечу. Изрыгну пламя. А потом вернусь. И вновь стану одна, единая… А теперь сражайся, некромант!
Кажется, впервые она хоть как-то обратилась ему, иначе чем просто «ты».
Здесь было очень много силы. Он давно привык к её «горечи», и, даже лишившись черепа на посохе, направлял потоки, почти не ощущая неудобств. Напротив, «горечь» словно становилась частью его самого, и казалось — всегда было так, и даже непонятно, когда оно обстояло иначе.
Скосил глаза на Аэ. Драконица застыла алебастровым изваянием, жили только глаза.
— Это твой путь. Всё, на что я укажу, будет тупиком, — повторила она.
Чего же тут выбирать? Вот она, орда крылатых стражей, демонов, бестий из упорядоченного хаоса, из Города греха; он, некромант, видел лишь малую его часть, он не добрался до исполинских живых сущностей на горизонте, он даже не мог сказать, что это «ужасно» или «греховно»; но математическая правильность могущественных чар — весь этот город, похоже, являл собой исполинский инструмент неведомого чародея.
Порядок посреди Хаоса. Порядок как инструмент Хаоса. Порядок как слуга Хаоса.
И в центре — он, Кэр Лаэда.
Так чего же тут выбирать?
Он закинул посох за спину и изготовился.
В безумно пляшущей вокруг силе читались странные паттерны, неожиданно-упорядоченные. Те, кто пытался остаться скрытыми, вплетали в бушующий шторм свои собственные чары, окружали некроманта, ожидали его ответа, и готовили что-то своё, поистине невообразимое по мощи. Западня готова была захлопнуться, и приманка уже на месте — великая сила, которая вот она, рукой подать.
Он ощущал это так же ясно, как видел в своё время орка, гнома и ту женщину-богомола в своих странных снах.
— Я привёл их всех сюда… — проговорил он, глядя в мятущийся шторм, рвущий лиловое небо.
— Привёл, — кивнула Аэ. — Я знала. Я чувствовала, но не могла ничего сказать. Твой путь — только твой. Мои на нём лишь тупики.
Кто бы ни скрывался за этой бурей, какие бы сущности — они явно знали, кто он такой, Кэр Лаэда, и знали очень хорошо. И сейчас готовились обрушить на него такой ураган, чтобы у него уж точно не осталось бы выбора.
Ибо выбор — это всегда Порядок. В Хаосе всё равноправно и равновелико, там не из чего выбирать, ибо каждый шаг возвращает тебя к предыдущему, различия Хаоса не связаны с выбором, они совершенно случайны. Невольно некромант подумал о поистине великих примордиальных силах, заточённых в этом вечно ярящемся океане, силах, не осознавших себя, не выделившихся из вечно бушующего и бескрайнего океана; горька была мысль о тех, кто мнит себя достаточно «сильными» или хитроумными, чтобы половить рыбку в глубинах лилового моря, кто надеется «обуздать», «приручить» или «использовать» Хаос.
Он слишком близко подобрался к обитаемым областям, отравил их своими эманациями, разбудил мёртвых. Нашлись его слуги, те, кто трудился не за страх, а за совесть. И крошечный мир где-то в глубине Упорядоченного (что там такое говорит Аэ, что «не чувствует Межреальности»? чепуха какая!) стал поневоле полем битвы.
— Оглядись, — вдруг скомандовала драконица.
Волны крылатых воинов докатились, наконец, до них. Вершины зиккуратов и пирамид полыхнули алым, багряные мечи рассекли нежное подбрюшье облаков. Крошечная часть Города грехов развалилась — но что ему эта потеря, когда стоят сотни и сотни других, протянувшись на десятки лиг — или на сотни, на тысячи? Сколько безмолвных слуг складывают и перекладывают артефакты, меняя по воле незримых владык составляющие могущественных чар? Сколько их готовы будут умереть, напитав собственной кровью творимое волшебство?..
Нет, не обманывай себя. В жертву требуются совсем другие,