услыхала его шаги. Она скрестила руки на груди и опустила голову.

– Сеньора!

Дон Хуан протянул ей руку. Чуть помешкав, Мариана робко подала ему свою, и Дон Хуан поцеловал эту руку.

– Где же мой супруг? Какую весть привезли вы от него?

Дон Хуан, не отпуская руки Марианы, заглянул ей в глаза:

– Ваш супруг далеко, и он любит вас.

– Зачем же он не едет?

– Ему не позволяет море. Стоит Дон Хуану сесть на корабль, как из пучины морской поднимаются ужасные чудовища.

– Море? Боже! – Мариана зарыдала. – Раз море не хочет этого, он никогда не воротится. Чудовища не знают пощады и никогда не умирают. А мне так нужно, чтобы он приехал!

– Он просил передать вам прядь своих волос. Свободной рукой Дон Хуан протянул Мариане медальон. Но она не сразу осмелилась принять его.

– Прядь его волос? Белокурая прядь! Разве Дон Хуан был светловолос? Ах, не могу припомнить! Столько времени прошло!.. – Внезапно Мариана отпрянула от Дон Хуана, схватив медальон. – Его волосы! Он посылает мне свои волосы! Словно посылает свое сердце!

– Да, но почему вы отняли от меня руку? Почему не хотите взглянуть мне в глаза? Разве вы не угадываете там глаз Дон Хуана?

Мариана снова протянула ему руку и наконец оторвала взгляд от медальона:

– Вот вам моя рука, коли желаете. А ваши глаза… Зачем вы так смотрите? Они не похожи на глаза Дон Хуана. Нет, никакого сходства… Но зачем вы так смотрите на меня?

– Просто смотрю.

– А мне нравится. Ваши глаза похожи на звезды. Две звезды, и я уже видала их однажды… Да, да… Однажды эти звезды смотрели на меня, как и теперь. Вы не помните, когда это было?

– Нет.

– И я не помню… Наверно, мне только показалось. Смотрите же на меня! Так хорошо, когда на тебя смотрят звезды!.. Словно внутри у меня что-то засветилось.

– А мои руки? Вам хочется, чтобы они обняли вас?

– Ваши руки?

Дон Хуан обнял ее и прижал к себе.

– Ваши руки!.. Да, мне нравится, нравится… Но зачем…

– Я хочу обнять вас еще крепче. Ваши губы…

Дон Хуан поцеловал ее. Мариана бессильно повисла на его руках, но губ своих не отвела, ответив на поцелуй. В зеркале появилось напудренное лицо дона Гонсало.

Занавес стремительно упал.

6. Но не более чем через минуту снова взмыл вверх. На сцене расположилась живописная группа, шесть человек в масках – по три с каждой стороны – встали у зеркала: архиепископ, коррехидор, капитан, председатель общества верховой езды, настоятель картезианского монастыря и главный судья. Все разряжены в пух и прах.

Перед ними, спиной к публике, стоял и что-то пылко объяснял им Командор. Поодаль, тоже не снимая маски, застыла Эльвира.

– Я видел, как он вошел! – вопил Командор. – И последовал за ним! Он взял ее на руки и понес в спальню, потом раздел и лег с ней в постель. Мариана – его жена, но она не знает, что обнимает собственного мужа. Так что Дон Хуан наставляет рога самому себе!

– Можно сказать, он воздает себе же по заслугам, – заметил коррехидор.

– Но я хочу вас спросить: не зазорно ли для нашей чести сесть за стол с рогоносцем? – спросил Капитан.

– Все зависит от точки зрения, – ответил архиепископ. – Психологически Дон Хуан сам себя украшает рогами, но с нравственной точки зрения он всего лишь выполняет свой супружеский долг. Время и место выбраны не слишком удачно, хотя надо иметь в виду и то, сколько лет они не виделись.

– Протестую, – подал голос главный судья. – Доведись мне разбирать это дело, я обвинил бы супругу в прелюбодеянии.

– Я вел речь не о ней. С ней все ясно: она позволила незнакомцу соблазнить себя.

– А я, – заявил капитан, – брошу в лицо Дон Хуану перчатку, как только он здесь появится. Если все было так, как рассказывает Командор, супругу винить не в чем – Дон Хуан ее загипнотизировал.

– Околдовал, – бросила Эльвира из своего угла.

– Какая же разница? – с вызовом спросил капитан.

– Не знаю. Но мне известна сила его взгляда. Вот уже двадцать лет ношу я в душе след от него…

Капитан решительно выбежал вперед и остановился перед Эльвирой:

– Объяснитесь, кабальеро! Если подозрения мои верны, один из нас здесь лишний. Я из тех, кто содомского греха рядом не потерпит, – добавил он гордо.

Эльвира устало сдернула маску:

– Я женщина.

Капитан в ответ чиркнул по полу перьями шляпы:

– Сеньора… Тысячу извинений… Мужской костюм ввел меня в заблуждение. – И, обернувшись к остальным, добавил: – Так как мы поступим?

Всадник указал на Командора:

– Мы могли бы составить трибунал, который рассмотрит дело и вынесет решение. Нас как раз столько, сколько нужно. Настоятель возьмет на себя защиту.

– Почему вы молчите, падре?

Картезианец поднес палец к губам, и архиепископ поспешил пояснить:

– Но он же картезианец и дал обет молчания. Если понадобится, я скажу за него.

– Где наш подсудимый? Не станем же мы разбирать его дело, если он так и будет оставаться в соседней комнате.

– Надо призвать его.

Дон Гонсало, который стоял все это время посреди сцены – плащ спущен с одного плеча, шпага касается пола, – поднял руки, призывая всеобщее внимание.

– Минуту, сеньоры, минуту! Ведь прежде чем мы учредим трибунал, надо решить один важный вопрос. Кто будет его главой?

Архиепископ и судья хором ответили:

– Я! Кто ж еще?

Они взглянули друг на друга, и в этом взгляде крылось извечное соперничество церкви и государства.

– Сеньор архиепископ, я главный судья, и в данном случае моя кандидатура подходит больше.

– Сеньор судья, я архиепископ и, куда бы ни попал, становлюсь первым.

Командор со смешком встал между ними:

– Ну? Я так и знал! Теперь мы затеем нескончаемый спор. А Дон Хуан меж тем своевольничает!

– Нет, я не отступлюсь, – в сердцах заявил судья. – Там, где речь идет о протоколе, суд будет непреклонен.

– А разве могу уступить я? Ведь даже после смерти я останусь архиепископом. Нет, не могу я совершить такой страшный грех.

– Сделаем иначе, – положил конец раздору Командор. – Пускай каждый из вас двоих займет свое место, а я сяду посередине. Я единственный умерший среди вас и покинул сей мир по вине Дон Хуана, что дает мне особые права. К тому же я – статуя, то есть существо безжизненное, но и значительное, я могу занять вот это кресло, не задевая чьей-либо чести… И, наконец, белизна моего мрамора, оказавшись в центре, уравновесит пестроту ваших нарядов, ведь одеяния ваших милостей никак не гармонируют меж