– Здесь есть тайные ходы, под кельями. Мы можем ускользнуть туда и спасемся от бойни.

– Да?

– Конечно. Если ты поможешь мне.

– Как?

– Мне надо спасти рукопись, работу всей жизни. Мне нужны твои мышцы, солдат. Не беспокойся, ты получишь кое-что взамен.

– Что есть у тебя из того, что мне нужно? – спросил сержант. Чем мог обладать этот дикий самобичеватель?

– Мне нужен ученик, – сказал монах. – Кто-то, кому я могу передать свое учение.

– Ну поделись своим духовным руководством.

– Я многому могу тебя обучить. Как жить вечно, если ты этого хочешь, – Мамулян рассмеялся, но монах продолжал нести околесицу. – Как отнимать жизнь у других и забирать ее себе. Или, если хочешь, отдавать мертвым и возрождать их.

– Нет уж.

– Это старая мудрость, – сказал монах. – Но я открыл ее заново, прочел, написанную на простом греческом. Тайны, которые были древними еще тогда, когда эти холмы были детьми. Такие тайны.

– Если ты можешь все это, то почему ты не Царь Всея Руси? – поинтересовался Мамулян.

Монах отпустил его рубашку и поглядел на солдата с презрением, оно прямо-таки струилось из его глаз.

– Какой человек, – сказал он медленно, – какой человек с настоящим честолюбием в душе захочет быть просто Царем?

Ответ стер с лица солдата улыбку. Странные слова, чье значение – он спросил себя – очень сложно объяснить. Но в них было обещание, которое его смущение не могло отбросить. «Ну что же», – подумал он, – может быть, так и приходит мудрость; и топор ведь не упал на меня, не так ли?"

– Веди, – сказал он.

Кэрис улыбнулась: скупой, но блестящей улыбкой. В один миг, как взмахом крыла, зима исчезла. Зацвела весна, земля повсюду зазеленела, особенно над могилами.

– Куда ты? – спросил ее Марти. Было ясно по ее восторженному выражению, что обстоятельства изменились. За несколько минут она выдала ключи к человеческой жизни, которые позаимствовала в голове Мамуляна. Марти едва понимал суть всего происходящего. Он надеялся, что она сможет объяснить детали позже. Что это была за страна, что за война.

Внезапно она сказала:

– Я закончил. – Ее голос был легким, почти игривым.

– Кэрис?

– Кто это Кэрис? Никогда не слышал о нем. Может быть, умер. Они все, кроме меня, умирают.

– Что ты закончил?

– Курс обучения. Всему, чему мог, он меня обучил. И это было правдой. Все, что он обещал, все правда. Древняя мудрость.

– Чему он тебя научил?

Она подняла руку, обоженную, и вытянула ее.

– Я могу украсть жизнь, – сказала она. – Очень просто.Только подыскать место и выпить. Легко взять, легко дать.

– Дать?

– На время. Столь долгое, сколь захочу, – она подняла палец: – Бог – Адаму: «Да будет жизнь».

Он снова начал смеяться в ней.

– А монах?

– Что монах?

– Он все еще с тобой?

Сержант покачал головой Кэрис.

– Я убил его, когда он обучил меня всему, – ее руки вытянулись и принялись душить воздух. – Я просто задушил его однажды ночью, спящего. Конечно, он проснулся, когда почувствовал мою хватку на горле. Но не боролся, он не сделал ни одной, даже самой легкой попытки спастись.

Сержант глядел с лукавством, описывая это.

– Он просто позволил мне убить себя. Я едва поверил своей удаче: я планировал все неделями, боясь, что он прочтет мои мысли. Когда он умер так просто, я был в восторге, – лукавство неожиданно исчезло.

– Глупец, – пробормотал он ее губами. – Глупец, какой глупец.

– Почему?

– Я не разглядел ловушки, которую он поставил. Не увидел, как он все спланировал, воспитал меня как сына, зная, что я стану его палачом, когда придет время. Я так и не понял тогда, что был его орудием. Он хотел умереть. Он хотел передать свою мудрость, – это слово было произнесено уничижительно, – мне, чтобы затем я прикончил его.

– Почему он хотел умереть?

– Ты не понимаешь, как ужасно жить, когда все вокруг умирает! И чем больше проходит лет, тем сильнее мысль о смерти холодит твои внутренности, потому что, чем дольше ты избегаешь ее, тем хуже она тебе представляется. И ты начинаешь желать – о, как ты этого жаждешь! – чтобы кто-нибудь сжалился над тобой, кто-нибудь обнял тебя и разделил твой страх. И в конце, чтобы кто-нибудь ушел во мрак вместе с тобой.

– И ты выбрал Уайтхеда, – сказал Марти, почти шепотом, – также, как и ты был выбран, случайно.

– Все – это случай, и также ничего, – произнес спящий человек; затем снова горько засмеялся сам над собой. – Да я выбрал его, играя в карты. И затем я заключил с ним сделку.

– Но он обманул тебя.

Кэрис кивнула, очень медленно, ее руки выписали в воздухе круг.

– Кругом обманул, – сказала она. – Во всем, кругом.

– Что ты будешь делать теперь?

– Найду Пилигрима. Где бы он ни был, найду его! Возьму его с собой. Я клянусь, что не дам ему ускользнуть от меня. Я возьму его и покажу ему.

– Что покажешь?

Ответа не было. Вместо него она вздохнула, немного вытянулась, и подвигала головой слева направо и обратно. С удивлением узнавания Марти понял, что все время смотрел на нее, повторявшую движения Мамуляна; что все время Европеец спал, а теперь, набравшись сил, готовится пробудиться. Он снова спросил его, решив получить ответ на последний, жизненно важный вопрос.

– Покажешь ему что?

– Ад, – сказал Мамулян. – Он надул меня! Он промотал все мое учение, все мое знание, выбросил его на ветер ради жадности, ради власти, ради жизни тела. Аппетит! Все ушло на его утоление. Вся моя драгоценная любовь, все растрачено! – Марти услышал в этом завывании голос пуританина, – голос монаха, может быть? – гнев создания, которое хотело, чтобы мир был чище, чем он есть, и жил в муках, потому что видел только грязь и тело, потеющее от желания сотворить еще тела, еще грязь. Какая может быть надежда на чистоту в таком месте? Только найти душу, которая разделит эти муки, любовь, вместе с которой можно ненавидеть этот мир. Уайтхед был таким человеком. И теперь Мамулян был справедлив к душе своего любовника: желая уйти в смерть с единственным из существ, которому он когда-либо доверял.

– Мы уйдем в ничто... – прошептал он, и этот шепот был обещанием. – Все мы, уйдем в Ничто. Вниз! Вниз!

Он проснулся. Не оставалось времени для остальных вопросов, как ни был любопытен Марти.

– Кэрис.

– Вниз! Вниз!