На высоту двести пядей спустились без приключений. Внизу расстилалась однообразная, лишенная явных ориентиров местность, на фоне которой только удлинившаяся тень «Репейницы» показывала, что корабль снижается. Кильон наблюдал, как тень, дрожа, скользит по камням, словно юркая рыбка – вдоль океанского дна. Объект был по-прежнему впереди и все четче просматривался в телескоп. Это была тонкая металлическая труба. Она лежала на земле, словно ее бросили, а потом расколотили на мелкие обломки, теперь валяющиеся вокруг остова.

– Чем бы это ни было, сейчас оно стало безжизненным обломком, – изрекла Куртана, отстраняясь от телескопа. – Непонятно, что оно тут делает, но непохоже, что там кто-то уцелел.

– Если устройство оказалось в Напасти без посторонней помощи, то нам нужно пересмотреть свои представления о том, что здесь работает, а что нет, – проговорил Кильон.

– Носовой стрелок! – позвала Куртана, поднеся к губам трубку переговорного устройства. – Увидишь что-нибудь подозрительное – разрешаю реагировать без промедления.

– Напасть здесь была не всегда, – тихо заметил Кильон. – Задолго до последнего сдвига в этих краях могла существовать жизнь. Вдруг это очень старый обломок?

– Тут, вообще-то, осадки случаются, – парировала Куртана, вешая трубку на крючок. – И дожди, и пыльные бури, и молнии. Я, конечно, могу ошибаться, но, проваляйся железка тут пять тысяч лет, она так не блестела бы. – Она повернулась к авиаторам. – Доложите удаленность объекта и состояние корабля.

– Удаленность – две лиги, капитан. Показания часов и датчиков нормальные. Амадины поют.

– Благодарю. Сохраняйте скорость и высоту.

Внизу тянулись две лиги беспросветно-унылой местности, и Кильон чувствовал, как медленно растет в душе напряжение. С тех пор как увидел объект, он много о нем думал и неизменно приходил к выводу, что ничего опасного там нет. Однако страхи не исчезали. Само присутствие объекта в давно вымершем краю – полная аномалия, то есть логика и здравый смысл тут не работают.

Когда оставалось меньше лиги, Куртана удивила Кильона, приказав уменьшить высоту полета вдвое. «Репейница» снижалась, а Кильон гадал, продиктовано ли это тактическое решение здравомыслием, или укоренившийся страх перед Напастью довел Куртану до отчаянной безрассудности. Даже с новой крейсерской высоты изменений в состоянии объекта не наблюдалось. На расстоянии пол-лиги он просматривался невооруженным глазом. Металлический цилиндр расширялся на одном конце и сужался на другом, мелкие заостренные детали вокруг него были разбитыми крыльями или выглядели как они.

Кильон не сомневался: перед ним обломки летательного аппарата или реактивный снаряд.

– Вдруг он прилетел издалека? – предположил Кильон. – Как камень, брошенный в воду.

– Так далеко в Напасть ничто залететь не могло, – возразила Куртана. – Даже если бы в смежных зонах удалось собрать устройство тяжелее воздуха с дальностью полета больше нескольких лиг, так глубоко в Напасть оно не попало бы. Пилот бы погиб, едва миновав границу Глуши. Вскоре после этого перестало бы работать все остальное.

– Могло что-то залететь, как планер, то есть с отказавшей механикой и выведенным из строя пилотом?

– Да, могло, если бы внешне напоминало планер, а это устройство не напоминает.

– По-вашему, это ракета или реактивный самолет?

– В любом случае объект попал сюда не свободным планированием и не баллистическим движением.

– Тут я склонен согласиться. Думаю, вариант лишь один. Объект прилетел с территории пустоши, а не извне.

– До объекта четверть лиги, – объявил авиатор.

– Все двигатели на самый малый ход, высоту снизить до пятидесяти пядей. Нам в любом случае нужно приблизиться, так давайте выжмем из этого максимум.

Следующие шесть минут тянулись мучительно долго. Даже когда «Репейница» поравнялась с упавшим объектом, Кильон не мог избавиться от мысли, что серебристый цилиндр сейчас бросится на корабль Куртаны и собьет его, обнаружив скрытую силу.

Вот «Репейница» повисла над объектом, но реакции не последовало. Камеры защелкали, орудийные спарки прицелились точно вниз. При взгляде с такого ракурса сомнений не оставалось: объект некогда использовали как летательный аппарат. Разбитые, искореженные крылья сохранили элегантность и стреловидную форму. На видимой части корпуса темнело отверстие, подсказывающее, что в полете аппарат обслуживал пилот или целый экипаж.

– Сообщите Рикассо, – велела Куртана сигнальщику. – Передайте, что это обломок летательного аппарата. Его месторасположение мы зафиксировали; когда доберемся до Клинка, кто-нибудь сможет вернуться и рассмотреть обломок получше.

– Вдруг в том цилиндре есть вещи, которые пригодятся Рою? – тихо спросил Кильон.

– Мы не остановимся. Наша цель – срезать путь до твоего города, а не останавливаться у каждого интересного места. Конечно, если у Рикассо нет других планов.

В ответе Рикассо просьбы остановиться не было. Он поблагодарил Куртану за то, что сделала крюк, и велел при первой же возможности переслать непроявленные фотопластинки на «Переливницу ивовую», дабы он смог их изучить.

Час спустя «Репейница» вернулась в авангард флотилии, которая сейчас двигалась параллельно прежнему курсу. Насколько чувствовал Кильон, особого значения смене курса не придали, ройщики волновались и беспокоились не больше и не меньше, чем до полудня. День клонился к вечеру, а настроение не менялось, Кильон даже заметил, что напряжение спадает. Амадины перестали петь только потому, что заснули. Показания приборов в рубке тревоги не вызывали. Моторы гудели ровно и мелодично, как слаженный хор. Кильон прочел медицинские отчеты с других кораблей – сжатые, как шифровка, ведь их тщательно кодировали и раскодировали, – и заключил, что на зональное недомогание жалуется ожидаемое число ройщиков и что все эти случаи вполне можно считать вымыслом. Члены экипажа «Репейницы» радовали здоровьем, благополучный перелет над таинственным объектом возродил их боевой дух. Ужиная с остальными (Калис присоединилась к ним, оставив уснувшую Нимчу), Кильон почувствовал, как проникается оптимизмом и порадовался, что его рационализм не обманул. На вопрос, кто запустил злосчастный объект, ответит следующая экспедиция, от участия в которой Кильон с легким сердцем откажется.

Спал Кильон крепко и проснулся полным сил. Недомогания он не чувствовал – наоборот, с нетерпением ждал, что принесет день. Он умылся, привел себя в порядок, оделся и вышел в переднюю часть гондолы. Утреннее солнце окутало золотым сиянием авиаторов и их приборы.

– С добрым утром! – проговорил Кильон.

Никто не ответил, даже Куртана, она так и стояла к нему спиной. Капитан прислонилась к иллюминатору, один из авиаторов смотрел в телескоп, другой возился с гелиографом, пересылая длинное, очевидно сложное, сообщение. Лишь тогда Кильон заметил, что обычный гул двигателей сменился тихим рокотом. Сосредоточенные и напряженные члены экипажа словно вели беззвучную битву, требующую полной сосредоточенности и максимального проворства. Мерока тоже присутствовала – смотрела в бинокль, якобы завороженная горой с крутыми склонами, которая маячила на горизонте, у подножия рассеченная полосой дымки.