ваучеры валютного контроля, паспорта, билеты, реестры ручной клади, командировочные удостоверения, эмиграционные бланки, багажные квитанции и пропуска службы безопасности.

Очень Важные Персоны поспешили за ней и, смешавшись с менее важными персонами, ожидавшими в соседнем помещении, нырнули в пылевую бурю, поднятую четырьмя вращающимися винтами самолета, поднялись по приставному трапу и вскоре уже были так крепко пристегнуты ремнями к своим креслам, будто их ожидало серьезное стоматологическое вмешательство. Стюардесса снабдила их краткими инструкциями на случай крушения над морем и объявила: «Мы прибудем в Беллациту в шестнадцать часов по нейтралийскому времени».

– Меня терзает ужасное подозрение, – сказал Уайтмэйд. – Уж не означает ли это, что мы остались без ланча?

– Кажется, в Нейтралии принято садиться за стол очень поздно.

– Да, но четыре часа!

– Уверен, они что-нибудь для нас устроят.

– Дай-то бог.

Кое-что для них и впрямь было устроено, но, увы, не ланч. Спустя несколько часов Очень Важные Персоны ступили на залитое ярким солнечным светом взлетное поле аэродрома Беллациты и тут же ощутили энергичные рукопожатия встречавшей их делегации нейтралийцев.

– Счастливы приветствовать вас на родине Беллориуса! – провозгласил ее полномочный представитель.

Звали его, как сообщил он с изящным поклоном, Артуро Фе, доктор наук Беллацитского университета. Однако в его наружности не было ничего от ученого. На взгляд Скотта-Кинга, он скорее смахивал на стареющего киноактера. У него были каллиграфически тонкие усики, небольшие бачки, редеющие, но аккуратнейшим образом причесанные на пробор волосы, монокль в золотой оправе, три золотые коронки и элегантный темный костюм.

– Мадам, – сказал он, – господа, о вашем багаже позаботятся. Автомобили ждут вас. Идите со мной. Паспорта? Документы? Не думайте об этом. Все устроено. Идемте.

Тут Скотт-Кинг обнаружил, что к ним присоединилась молодая особа флегматичного вида. Эту женщину он приметил еще в Лондоне – она на добрых шесть дюймов возвышалась над толпой.

– Я приехать, – сообщила она.

Доктор Фе поклонился ей.

– Фе, – представился он.

– Свенинген, – ответствовала она.

– Вы одна из нас? Общество Беллориуса? – спросил доктор Фе.

– Я плохо говорить английский. Я приехать.

Доктор Фе поочередно испробовал на ней нейтралийский, французский, итальянский и немецкий языки. Она ответила длинной фразой на каком-то скандинавском наречии. Доктор Фе трагически заломил руки и посмотрел на нее с выражением полнейшего отчаяния.

– Вы много говорить английский. Я мало говорю английский. Итак, мы говорим английский, да? Я приехать.

– Вы приехать? – переспросил доктор Фе.

– Я приехать.

– Это великая честь для нас, – сказал доктор Фе.

Он провел гостей между цветущими олеандрами, вдоль газонов, засеянных ромашками, мимо зонтиков кафе, на столики которого Уайтмэйд смотрел с нескрываемой тоской, через вестибюль аэропорта к стеклянным дверям выхода.

Здесь случилась заминка. Путь им преградили двое часовых в потрепанной форме, но вооруженные так, точно они в любую минуту готовы были начать боевые действия. У них был свирепый вид служак, рьяно исполняющих свой воинский долг. Доктор Фе пытался воздействовать на них всеми возможными способами: он посылал им обаятельные улыбки, угощал сигаретами; внезапно впав в другую крайность, в неистовой ярости затряс кулаками, ощерил свои покрытые золотом и слоновой костью зубы, а глаза сузил до источавших ненависть монголоидных щелочек. Скотт-Кинг, хоть и не понял его слов, отлично уразумел, что каждое из них должно ранить, подобно кинжалу. Однако на часовых это драматическое выступление не произвело ни малейшего впечатления.

Впрочем, гнев доктора Фе схлынул так же скоропостижно, как и зародился. Он повернулся к своим гостям.

– Извините, на минуточку, – сказал он. – Эти бестолковые парни не понимают смысла приказов. Офицер их вразумит.

Он отправил кого-то из помощников за командиром.

– Мы схвачены грубыми мужчинами? – выдвинула предположение мисс Свенинген, неуловимым кошачьим движением придвинувшись к солдатам вплотную.

– Нет-нет. Умоляю вас простить их. Так они понимают присягу.

– Таким человечкам следует быть вежливыми, – заметила великанша.

Явился офицер; двери распахнулись; солдаты предприняли попытку отсалютовать гостям автоматами. Скотт-Кинг в ответ учтиво приподнял шляпу, и небольшая делегация устремилась в солнечное марево, к ожидающим машинам.

– Какое великолепное юное создание, – поделился Скотт-Кинг с ученым собратом. – Но не находите ли вы, что фигура у нее немного несообразная?

– Я нахожу ее чрезвычайно, в высшей степени сообразной, – с жаром сказал Уайтмэйд. – Я от нее в диком восторге.

Доктор Фе галантно взял под свою опеку дам. Скотту-Кингу и Уайтмэйду в сопровождающие досталась какая-то мелкая сошка из оргкомитета. Они катили по окраинам Беллациты: трамвайные пути, недостроенные особняки, порывы горячего ветра, сияние ослепительно-белого бетона. Сперва, избавившись от удушливой атмосферы самолета, Скотт-Кинг радовался свежему воздуху, жара казалась ему даже приятной; теперь же кожа начала зудеть, ее покалывали тысячи иголочек, и он понял, что его костюм совсем не подходит для здешнего климата.

– Ровно десять с половиной часов у меня маковой росинки во рту не было, – сообщил Уайтмэйд.

Воспылав желанием ознакомить их с городскими достопримечательностями, Мелкая Сошка наклонился к ним с переднего сиденья.

– Вот здесь, – тыкал он пальцем по сторонам, – анархисты застрелили генерала Карденаса. Здесь синдикадисты-радикалы расстреляли викарного епископа. Здесь Аграрный союз заживо закопал десятерых проповедников из миссии Братьев-наставников. Здесь биметаллисты учинили невообразимое злодеяние над женой сенатора Мендосы.

– Простите, что прерываю ваш увлекательный рассказ, – вмешался Уайтмэйд, – но не могли бы вы сообщить, куда мы направляемся?

– В министерство. Все они рады встрече с вами.

– И мы в восторге от того, что встретимся с ними. Но конкретно сейчас мы – мой друг и я – ощутимо страдаем от голода.

– Да, понимаю, – сочувственно отозвался Мелкая Сошка. – Мы много читали об этом в наших газетах. Ваша английская система нормирования, продуктовый паек, забастовки. Тут у нас все очень дорого, но те, кто платит, имеют все, что хотят, поэтому наши люди не бастуют, а налегают на работу, чтобы разбогатеть. Так лучше, не правда ли?

– Возможно. Нам стоит как-нибудь подискутировать по этому поводу. Но видите ли, в данный момент это не столько общеэкономическая проблема, сколько насущная личная потребность…

– Мы прибываем, – объявил Мелкая Сошка. – Вот министерство.

Как и большинство нынешних нейтралийских зданий, министерство оставалось недостроенным; задумывалось же оно в строгом однопартийном стиле. Портик из голых, ничем не украшенных колонн, огромный пустой дверной проем, барельеф, символизирующий одновременно революцию, молодежь, технический прогресс и национальный гений. Внутри – широкая лестница, здесь-то их и поджидал сюрприз. По обе стороны, как игральные карты из двух колод, целиком состоящих из королей и валетов, теснились восходящие ряды трубачей в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, облаченных в украшенные гербами накидки средневековых герольдов; более того, на них красовались блондинистые, подстриженные под горшок парики; более того, на щеках играл румянец явно искусственного происхождения.