И наконец он понял. Вместе со всеми он тащил ползуку к краю утеса, все его тело болело и ныло, но голова неожиданно прояснилась и заработала четко. Он понял, что в происшедшем виноват меч Ли или, точнее, магия, бывшая в нем до того, как меч сломался. Потеря магии парализовала его, сделала таким нерешительным, таким напуганным. Овладев магией меча Ли, он считал себя непобедимым. Чувство обладания этой силой было ни на что не похоже, раньше он даже не представлял, что человек может испытывать подобное. Повелевая такой силой, он мог сделать все, что угодно. Он все еще помнил свои ощущения, когда стоял против порождений Тьмы в Преисподней практически один. Восторг! Упоение боем.

Но и истощение сил тоже. Каждый раз, когда он пользовался магией меча Ли, ему казалось, что он расходует часть самого себя.

Только когда меч сломался, Морган стал понимать, чего ему стоило обладание этим мечом. Он почти сразу почувствовал, как изменился. Падишар уверял, что со временем он позабудет потерю, исцелится и станет таким же, как и прежде. Теперь он знал, что этого не произойдет. Он уже никогда не исцелится полностью. Хотя он обладал магической силой очень короткое время, она изменила его навсегда. Он страдал от желания вновь ее получить. Без нее он пропадал, был сбит с толку и напуган, поэтому-то и не принял участия в схватке с ползукой.

Признаться себе в этом было нелегко. Он продолжал работать, как бесчувственная машина. Погруженный в свои мысли, окутанный дождевой пеленой и туманным сумраком, он надеялся, что никто, и особенно Падишар Крил, не заметил его позора. Его терзала мысль: что будет он делать, если такое повторится еще раз?

Постепенно мысли горца переключились на Пара. Он никогда раньше не задумывался, что должен чувствовать Пар, ведя постоянную борьбу со своей собственной магией. Теперь Морган понимал, как трудно приходится долинцу. Интересно, как его друг научился жить, зная о призрачности и непостоянстве действия магии песни желаний? Что он чувствовал, когда магия его подводила? А это случалось не раз за время путешествия к Хейдисхорну. Как ему удалось примириться с ее несовершенством? Мысль, что Пар как-то с этим справляется, придала Моргану Ли силы.

К полудню ползуку наконец сбросили с Уступа и повреждения, нанесенные лагерю, в основном ликвидировали. Буря ушла на восток, уползая вдоль гребня Зубов Дракона, и дождь утих. Облака начали расходиться, и солнце, появившееся в разрывах между ними, осветило темно-зеленое пространство Ключа Пармы. Туман развеялся, от дождя осталась только обильная роса, покрывавшая все вокруг сверкающим серебристым покрывалом.

Войска Федерации выдвинули вперед катапульты и осадные башни, возобновив обстрел Уступа. Никаких попыток взять Уступ штурмом не предпринималось — только постоянный огонь по мятежникам. Обстрел продолжался весь день и всю ночь, методичный, непрекращающийся, призванный истощить оборону. Мятежники ничего не могли с этим поделать: противник был слишком далеко от них и слишком хорошо защищен. Теперь безопасными оставались только пещеры. Очевидно, потеря ползуки не обескуражила Федерацию. Осада будет продолжаться, пока силы защитников не истощатся настолько, что Уступ легко будет взять приступом. Займет это дни, недели или месяцы — конец один. Армия Федерации готова ждать.

Повстанцы передвигались под градом стрел и камней, стараясь заниматься привычными делами, будто ничего не происходит. Но в тишине пещер они ворчали и высказывали сомнения со всевозрастающей настойчивостью; не важно, во что они верили раньше, сейчас Уступ им не удержать, утверждали они.

У Моргана Ли хватало собственных проблем. Горец намеренно уединился в той же осиновой рощице в дальнем углу Уступа. Подальше от места, где расположены основные оборонительные сооружения и куда солдаты Федерации направляли главный огонь.

Он не мог решить, как ему поступить. Конечно, следует рассказать кому-нибудь о сильно беспокоящих его подозрениях относительно личности предателя. Но кому?

Падишар Крил? Поверит ему предводитель мятежников или не поверит, в любом случае он не оставит это просто так. Падишару наплевать и на Стеффа, и на Тил; он, не долго думая, прикажет прикончить обоих. В конце концов, у него нет времени выяснять, кто из них предатель, если вообще кто-то из них предавал. К тому же Падишар не в том настроении, чтобы ходить вокруг да около и дожидаться, когда вопрос прояснится.

Морган решил, что лучше пока ничего не говорить Падишару.

Стефф? Но может ли он сказать Стеффу, что, по его мнению, предателем скорее всего является Тил? Даже если это так, он знал, как отреагирует его друг на такое обвинение. Стефф любит Тил. Она спасла ему жизнь. Он не поверит Моргану без неопровержимых доказательств. А такими доказательствами Морган не располагал. Все, что у него есть, — это его предположения, более или менее обоснованные.

Он исключил и Стеффа.

Он сидел под деревьями и прислушивался к крикам защитников Уступа, к скрипу железа и дерева, к грохоту летящих камней. Он чувствовал себя одиноким на этом островке в центре сражения. Он запутался в своих подозрениях. Нужно что-то предпринять, но он никак не может решить, что именно.

Ему всегда хотелось вступить в настоящую борьбу с Федерацией, отправиться на север и присоединиться к повстанцам, участвовать в поисках меча Шаннары. Когда горец уходил из дому, у него были такие возвышенные устремления, так далеко идущие планы!

Он вел у себя в Ли глупое существование, досаждая чиновникам Федерации, пешкам, которые ничего не решали. Он хотел чего-то большего, чего-то значительного…

Хотел совершить что-то такое, что могло бы все изменить.

Ну что ж, сейчас у него есть возможность сделать то, что не по плечу никому другому. А он сидит здесь как парализованный.

На смену дня пришел вечер, обстрел не ослабевал, а Морган все не мог принять решение. В середине дня он выбрался из рощи проведать Стеффа и Тил — точнее, понаблюдать за ними, посмотреть, не выдаст ли себя кто-нибудь из них. Стефф все еще был слаб и, поговорив несколько минут, так устал, что его потянуло в сон; Тил держалась как обычно — молчаливо и настороженно. Морган следил за ними, стараясь разглядеть что-нибудь такое, что дало бы ему возможность узнать, имеют ли его подозрения под собой почву. Он искал любую зацепку, чтобы установить истину, но ушел с пустыми руками, как и пришел.

Уже почти стемнело, когда его нашел Падишар Крил. Погруженный в свои мысли, горец не заметил приближения великана. Только когда Падишар заговорил, Морган понял, что он уже не один.

— Нашел себе тихое местечко, а?

Морган вздрогнул:

— Что? О Падишар. Извини.

Падишар сел напротив. Его усталое потное лицо было покрыто пылью. Если он и заметил нервозность Моргана, то не подал виду. Он вытянул ноги и откинулся назад, опираясь на локти и морщась от боли.

— Плохой был день, горец, — сказал Падишар с досадой. — Двадцать два человека умерло, еще двое, похоже, не дотянут до утра, и все мы здесь как загнанные звери.