Насторожившись, я ждал продолжения.

«У тебя впечатляющее собрание. Сколько здесь дисков? Триста? Четыреста?»

Я не ответил.

«Некоторые вещи встречаются в разных интерпретациях, сыгранные разными исполнителями».

«Я пока не совсем понимаю, к чему ты ведешь», — произнес я наконец.

«Но я не нашел ни единой записи «Эрцгерцога». Почему, интересно?»

«Мне эта вещь никогда особенно не нравилась».

«Тогда почему ты выбрал ее для исполнения в Уигмор-холле?»

«Это не я. Трио предложила сыграть Бет. Шеррилл согласился. У меня не было оснований возражать…»

«Ты не возражал против того, чтобы играть вещь, которая тебе не нравится? — воскликнул папа. — Гидеон, о чем ты думал, черт возьми? Ты — имя. Не Бет. Не Шеррилл. Репертуар определяешь ты, а не они».

«Я не собирался говорить о том концерте».

«Понимаю. Поверь мне, я отлично это понимаю. Ты с самого начала не хотел о нем говорить. Ты и к психиатру ходишь только ради того, чтобы тебе не пришлось говорить о том концерте».

«Это неправда».

«Сегодня Джоанне звонили из Филадельфии. Они хотят знать, сможешь ли ты выступить там. Слухи добрались уже до Америки, Гидеон. Как ты считаешь, сколько еще нам держать мир в неведении?»

«Я делаю все, чтобы добраться до корня проблемы».

«"Добраться до корня проблемы"! — передразнил он меня. — Ты ничего не делаешь, ты струсил, и этого я никогда от тебя не ожидал. Я лишь благодарю небеса, что твой дедушка не дожил до этого дня».

«Ты благодарен за меня или за себя?»

Папа медленно втянул в себя воздух. Одну руку он сжал в кулак, другой прикрыл кулак сверху. «Что именно ты хочешь этим сказать?»

Я не рискнул пойти дальше. Мы подошли к тому моменту, когда любое продвижение могло бы нанести непоправимый вред. И что хорошего принесло бы мне такое продвижение? Какой прок от того, что я заставил бы отца отвлечься от меня и обратить мысленный взор на его собственное детство? На его юность? На все, что он делал, делает и планирует сделать ради того, чтобы стать достойным человека, который усыновил его?

«Выродки, выродки, выродки!» — кричал мой дед сыну, давшему жизнь трем необычным детям. Потому что я по природе своей тоже выродок, доктор Роуз. И всегда чувствовал это.

Я сказал: «Крессуэлл-Уайт сообщил мне, что против Кати Вольф свидетельствовали все. Все, кто жил в доме, так он сказал».

Несколько секунд папа, прищурившись, смотрел на меня, и я не мог решить, чем было вызвано это промедление: моими словами или моим отказом отвечать на его последний вопрос. «Вряд ли тебя это сильно удивило, ведь речь шла об убийстве».

«Но меня свидетелем не вызвали».

«Верно».

«Зато я помню, как мы с тобой ходили в полицейский участок. И еще я помню, как вы с матерью спорили из-за того, что полиция меня расспрашивала. Там было несколько вопросов, как я недавно припомнил, об отношениях между Сарой Джейн Беккет и жильцом Джеймсом».

«Пичфорд. — Папа говорил устало, с трудом. — Его звали Джеймс Пичфорд».

«Да, Пичфорд. Точно. Джеймс Пичфорд. — На протяжении всего разговора я стоял, а теперь взял стул и поставил его недалеко от папы, напротив него. — На суде кто-то сказал, что вы с матерью поссорились с Катей незадолго до того… до того, что случилось с Соней».

«Она была беременна, Гидеон. Она перестала справляться со своими обязанностями. Твоя сестра была трудной подопечной для любого…»

«Почему?»

«Почему?» Он потер лоб, будто стимулируя собственную память. Когда он убрал от лица руку, то посмотрел не на меня, а почему-то на потолок у себя над головой. Я заметил, что глаза у него покраснели, и почувствовал укол жалости, но не остановил его, когда папа заговорил снова: «Гидеон, я уже перечислял тебе болезни твоей сестры. Синдром Дауна был лишь верхушкой айсберга. Два года своей недолгой жизни она путешествовала из дома в больницу и обратно, и, даже находясь дома, она нуждалась в постоянном уходе. Этот уход должна была обеспечивать Катя».

«Но почему вы не наняли профессиональную сиделку?»

Он невесело рассмеялся: «У нас не было на это средств».

«Ведь правительство…»

«Государственная поддержка? Немыслимо».

И что-то во мне проснулось от этой фразы, из черных глубин возник дедушкин голос, его гневный рык за обеденным столом: «Проклятье, мы не опустимся до того, чтобы просить милостыню! Настоящий мужчина способен обеспечить свою семью всем необходимым, а если нет, то нечего было размножаться. Держи штаны застегнутыми, Дик, раз не можешь отвечать за последствия. Слышишь меня, Дик?»

А папа тем временем продолжал: «И даже если бы мы обратились за пособием, то вряд ли получили бы его. Инспекторы сразу докопались бы, что значительную часть доходов мы тратим на Сару Джейн и Рафаэля. То есть у нас были собственные резервы, на которых можно было бы сэкономить. Но мы решили этого не делать».

«А что насчет той ссоры с Катей?»

«Да ничего. Мы узнали от Сары Джейн, что Катя пренебрегает своими обязанностями. Мы поговорили с девушкой и выяснили, что по утрам она плохо себя чувствует. Дальше уже несложно было догадаться, что она беременна. Она не отрицала этого».

«И вы тут же ее уволили».

«А что нам оставалось делать?»

«От кого она ждала ребенка?»

«Это она отказывалась обсуждать. Кстати, мы уволили ее не из-за того, что она не назвала нам этого человека, понятно? Нас это вообще не касалось. Мы уволили ее из-за того, что она не могла как следует заботиться о твоей сестре. Ну, и было еще несколько моментов, на которые раньше мы старались закрывать глаза, потому что Катя вроде бы любила Соню и нам это нравилось».

«Какие моменты?»

«Ее манера одеваться, например. Она всегда одевалась неподобающим образом. Мы много раз просили, чтобы она носила форму или простую юбку с блузкой, но все бесполезно. Она отвечала, что так она самовыражается. А потом, к ней все время приходили гости, в любое время дня и ночи. Сколько мы ни просили, чтобы она ограничила их визиты, они продолжали ходить».

«Какие гости?»

«Да я и не помню. Господи, это же было двадцать лет назад».

«Кэти?»

«Что?»

«Девушка по имени Кэти. Толстая такая. Всегда очень пышно одевалась. Я помню Кэти».

«Может, была и Кэти. Я не знаю. Это ее подружки из монастыря. Сидели в кухне часами, болтали, пили кофе, курили. Несколько раз Катя уходила с ними по вечерам, когда у нее был выходной, возвращалась обычно подвыпившая и на следующее утро просыпала. Я говорю тебе это все, Гидеон, чтобы показать, что проблемы возникли еще до ее беременности. Беременность, а вместе с ней и утреннее недомогание стали последней каплей».