Результаты Арденнского наступления были более чем плачевными; мы понесли тяжелые потери в живой силе и технике и лишь на несколько недель отсрочили неизбежный конец[262]. Правда, американские войска были выведены из Лотарингии, и давление на группу армий «Г» ослабло[263], однако эта передышка оказалась только временной. Этого можно было бы достичь и в результате гораздо менее масштабного наступления на Ахен, после чего наши оперативные резервы могли быть переброшены в Польшу. Сражение в Арденнах преподало нам урок того, что даже крупномасштабное наступление с участием большого количества бронетанковой техники не имеет надежды на успех, если противник обладает господством в воздухе. Наши резервы были исчерпаны, и ничто не могло спасти нас от неизбежной катастрофы на Востоке.

Давно ожидаемое наступление русских началось 12 января выдвижением войск маршала Конева с баранувского плацдарма. 22 стрелковые дивизии, 6 танковых корпусов и 4 механизированные бригады ворвались в Южную Польшу и стали двигаться к жизненно важному промышленному району Верхней Силезии. Я очень хорошо помнил этот плацдарм, поскольку Бальк, в бытность свою командующим 4-й танковой армией, предпринимал все возможное для сокращения его размеров, постоянно предпринимая контратаки против этого опасного сосредоточения русских войск. Бальк предвидел, что прорыв на этом участке может взорвать весь наш фронт в Южной Польше, но после нашего перевода на Запад русским уже никто не препятствовал укреплять свои позиции на западном берегу Вислы.

9 января Гудериан предупредил Гитлера о том, что «Восточный фронт может рассыпаться как карточный домик»[264], но фюрер по-прежнему считал, что вся подготовка русских представляет собой гигантских масштабов блеф. Он требовал предельно жесткой обороны и перебросил танковые резервы из Польши в Венгрию в тщетной попытке облегчить положение в Будапеште[265]. В результате этого фронт на Висле рухнул за несколько дней; Варшава пала 17 января, Лодзь и Краков – 18-го, а к 20 января передовые части маршала Жукова уже перешли границу Силезии. Бронетехника быстро продвигалась по подмерзшей почве, и наступление русских осуществлялось с невиданной энергией и яростью. Стало совершенно ясно, что их Верховное главнокомандование полностью овладело техникой проведения наступления крупных механизированных армий и что Сталин намерен первым войти в Берлин. 25 января русские уже стояли под моим родным городом Бреслау (ныне Вроцлав в Польше. – Пер.), а 5 февраля Жуков вышел к Одеру у Кюстрина, лишь в 50 милях от германской столицы. Здесь он был на некоторое время задержан искусными действиями войск генерала Хейнрици, но в Восточной Пруссии войска генерала Рокоссовского вышли на побережье Балтийского моря и отрезали 25 немецких дивизий. В то же время наши войска в Силезии и Венгрии едва сдерживали натиск русских.

Как и многие тысячи моих соотечественников, я с отчаянием следил за этими событиями, поскольку все мы понимали, какая чудовищная угроза надвигается на наши семьи с Востока. Прошло несколько недель, прежде чем я узнал, что моей жене и детям удалось спастись. Им выпала более счастливая судьба, чем многим другим. Миллионы немцев погибли в феврале и марте 1945 года. Ничего подобного этой трагедии в нашей истории еще не было. В древних немецких провинциях Восточная Пруссия, Померания и Силезия русские обращались с жившим там населением крайне жестоко. Невозможно описать, что происходило между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года; ничего подобного Европа не видела со времен падения Римской империи.

Последнее наступление союзников на Западе началось 8 февраля атакой 1-й канадской армии в направлении Рейхсвальда, лесного массива у пересечения Рейна с голландской границей. Эта атака стала первой из серии разработанных Эйзенхауэром ударов, наносимых английскими и американскими армиями вдоль Рейна до Страсбурга. XXX английский корпус, действовавший в составе канадской армии, прорвался в Рейхсвальд под прикрытием самого интенсивного артобстрела, когда-либо виданного на Западе. Наша 1-я парашютно-десантная армия сражалась с необыкновенной отвагой, и в течение двух недель продвижение противника по этой поросшей лесом, болотистой местности было очень незначительным. Бои здесь напомнили бои на Западном фронте в 1916–1917 годах, и, так же как и тогда на Сомме, ужасающей силы артиллерийский огонь англичан замедлил их собственное продвижение, разрушив все дороги в тылу немецких войск.

23 февраля 9-я американская армия генерала Симпсона (подчинявшегося тогда Монтгомери) через реку Рур нанесла удар в направлении на Дюссельдорф и Крефельд. В то время я исполнял обязанности начальника штаба 5-й танковой армии Мантейфеля, и мы тогда принимали участок обороны от Дюрена до Рурмонда, удерживаемый 15-й армией. Смена командования в столь критический момент была отличительной чертой фельдмаршала Моделя, который всегда хотел иметь самых лучших генералов в самом опасном участке. Тем не менее это стало его роковой ошибкой. Армейские штабы, а в особенности подразделения связи должны хорошо «сживаться» с войсками, если они хотят функционировать с должной эффективностью.

9-я американская армия использовала внезапность своего наступления и в первые два дня захватила несколько плацдармов на реке Рур. 25 февраля сильный удар танковых частей с плацдарма у Линниха нарушил связь между XII корпусом СС на нашем правом фланге и LXXXI корпусом в центре. XII корпус СС понес тяжелые потери, а 338-я пехотная дивизия, попытавшаяся закрыть прорыв, была отброшена американскими танками назад к Рейну. Учебная танковая дивизия из состава 1-й парашютно-десантной армии была переброшена в район Мюнхен – Гладбах, а 1 марта американцы атаковали ее там крупными силами. Вечером того же дня город пришлось оставить, а все наши попытки нанести контрудар по флангам прорвавшихся американцев были отбиты в течение дня 2 марта. 3 марта американские танки прорвали нашу оборону и вышли к Рейну южнее Дюссельдорфа.