Потому и царила нелепая, странно-дикая атмосфера.

Было в то время одно странное явление, настолько странное – сейчас даже не верится.

Идёшь или едешь по городу, и вдруг тебя оглушает – всячески оглушает – дикая, страшная, нелепая… музыка? Музыка, не музыка – дикое, страшное завывание. Похоронный марш в исполнении какого-нибудь заводского духового оркестра. Почти каждый день можно услышать!

В провинции людей в последний путь отправляют не из больницы, а из дома. Выносят гроб, рыдают родственники, собирается толпа. Гремит оркестр. Дико и страшно.

Почему-то власти это разрешали. Думаю, всё по той же дикости. Не понимали…

Праздничные марши духовые оркестры играли на улице два раза в год : на 1 Мая и 7 Ноября. Все остальные дни, все до единого – похоронные. Дико и страшно.

"По жизни" ситуация сплошь и рядом тоже чрезвычайно странная. Мы с вами еще побываем на заседании партгруппы, в цехе. На партийной учебе побываем. О-о-о…

Но двинемся по порядку. Комсомол. В 14 лет, я, вместе со всей школой, написал заявление, меня приняли… А потом сообщили: в горкоме комсомола твои бумаги потеряли – ты съезди туда, разберись. Я, и еще один парень, поехали разбираться. Там развели руками : потеряли, придется заново вступать!

В общем, чепуха. Так и остался я вне рядов передового отряда советской молодежи. И никак этого не ощущал. Только в институте, когда однажды сдал сессию на "отлично", и начал оформляться на Доску почёта, выяснилось… На меня вытаращили глаза – и мигом приняли в славные ряды Всесоюзного Ленинского коммунистического Союза молодежи – ВЛКСМ. Выдали билет, то есть.

Что еще о комсомоле?.. Комсомол – это в первую очередь райком, горком, и всякий прочий комитет комсомола. В школе, институте, на заводе. Куда действительно отбирали лучших молодых людей – и они проходили там как бумажно-бюрократическую, так и реально-управленческую практику – в соотношении эдак процентов 70 на 30. Комсомол называли резервом партии. Таковым он и был, вот в каком смысле: секретаря комитета комсомола могли взять инструктором в райком партии, оттуда "бросить" на завод – каким-нибудь начальником, а уже оттуда – в горком партии, зав.отделом, а то и секретарём! Секретарь – это большой чин: 1-й секретарь горкома КПСС – первый человек в городе.

Нет, реальная работа у комсомола тоже имелась – но всё-таки больше на уровне шумихи, трескотни, составления лозунгов, оформления бумаг, проведения собраний, пленумов и тому подобного. Ударные комсомольские стройки, комсомольско-молодежные бригады – это чистая шумиха вокруг реального дела. Студенческий строительный отряд – это тесное переплетение реального дела, комсомола и молодежной романтики. Молодежь, конечно, хотела прежде всего заработать денег – но при этом особая форма одежды, комсомольская путёвка, дисциплина – и песни у костра, встречи отрядов из разных городов, поездки в далёкие края…

Я два лета подряд строил в деревне водопровод. Мои друзья сидели в канавах и зачеканивали стыки труб, а у меня работа повольнее, поинтереснее: я выкладывал на дне канавы кольца из кирпича, потом ехал в машине за бетонными кольцами, с местным шофером, дядей Мишей. Дядя Миша, заливаясь пьяными слезами, рассказывал мне про войну, про взятие Берлина, про свою жизнь. Мы тащились по деревне этаким караваном – сзади ехал автокран, которым правил серьезный, трезвый мужик, время от времени иронически усмехавшийся.

– Ну, и сколько тебе платят? – спросил он однажды.

– Наверное, выйдет рублей 600.

– В месяц? – поднял он брови.

– За весь сезон…

Мужик успокоился. У него выходило рублей 300 в месяц. Это – две "типовых" зарплаты.

Ставили мы кольца в канаву, потом опять тащились по деревне. Мудрый дядя Миша следовал принципу: тише едешь – дОльше будешь… Я сидел рядом, мокрый от дяди Мишиных слёз, в мокрой от слёз кабине.

Жизнь! Такая, какая она есть…

В деревне работали и другие строители : "стройотряд", гораздо более реальный, так сказать, и производительный, чем наш, студенческий. И без малейших признаков какой-либо идеологии.

Да! Такая вот история про "идеологию". Возимся мы как-то возле своей канавы, а по улице идёт старичок.

– Ребята!.. – произнёс он…

И начал рассказывать знаменитого "Луку …". Мы слышали такое впервые и покатывались со смеху. А в канаве сидел главный идеолог, комиссар стройотряда – строгая девица. Из канавы она вылезти не могла, кричала оттуда – требовала прекратить безобразие, швыряла в дедушку камешки… Старичок отступил к забору, и продолжил свой рассказ.

Так я познакомился с неизвестным мне классиком русской литературы – Барковым.

А идеология… Да никакой идеологии! Комиссар меня просила пару раз провести политинформацию – я и рассказал бойцам отряда (бойцами ведь назывались!), после обеда, обо всём, что прочитал в газетах…

Так какой такой "строительный отряд" работал еще в деревне, кроме нашего отряда? Это бригада армян, которая жила вместе с нами в деревенской гостинице. Вкалывали они буквально от зари до зари, так что мы их мало и видели – только по воскресеньям, когда у всех выходной день. У порога появлялся привязанный баран, а на пороге сидел жгучий брюнет и долго точил огромный нож. Потом жарился шашлык, посыпался кинзой – грядка кинзы здесь же, вдоль стены гостиницы (да какая там гостиница – просто большая бревенчатая изба). Угощали и нас – и не только шашлыком, но и коньяком. Вообще армяне – щедрые, добродушные, широкие люди. Жили, как люди. Могли себе позволить. Получали они… Трудно даже сказать, сколько рублей в месяц! Да они такого подсчета и не вели.

Значит, какие это такие армянские "стройотряды". В 1970-е годы, в каждой сибирской деревне – кажется, в каждой – работала бригада шабашников-строителей, кажется – исключительно армян. Появлялись они в деревне весной, работали до поздней осени – и уезжали домой, имея несколько тысяч рублей на руках. Строили коровники, дороги, жилые дома. Строили, наверное, неплохо – одна и та же бригада ездила в одну и ту же деревню порой несколько лет подряд.

Наверное, деятельность этих бригад была на грани закона, поскольку никакого упоминания о них нигде никогда не появлялось. Несмотря на стахановские темпы, поистине ударный труд и самые настоящие трудовые подвиги.

Во имя рубля.

Правда, во имя рубля совершали свои трудовые подвиги и другие советские граждане, только сопровождалось это словесной трескотнёй, если не сказать – словоблудием. "Даешь пятилетку за три года!". Да никто ничего не давал! Иван Иванович – Марья Ивановна, ходили на работу и добросовестно работали, а другие за них считали "пятилетки", писали-сочиняли лозунги, плакаты – в парткоме, профкоме, комитете комсомола. Да: одна из основных