– Rwy’n canslo fy ngair dros dro*, – донеслось хриплое от шкафа, где стоял Анри, – повтори трижды.

Арман повторил и добавил, вздыхая неопределённо:

– Я готов, – повернул к себе Мариэль.

Начинался ли с ней хоть один поцелуй, когда она не тряслась? Помимо неоднозначных ситуаций это выбешивало не меньше, как и слёзы, за которыми пряталось, шархал знает что. Протянул руку и перевернул часы, ненароком зацепил взгляд Ленуара, кивнул ему. Вздохнул повторно, ожидая, когда Мариэль вытрет мокрое лицо и успокоится.

Перевёрнутые часы замерли, не пропуская через воронку ни одной песчинки.

– Мариэль, – позвал её, – чем быстрее покончим с этим…

Она кивнула, ресниц не подняла – только подставила лицо так, чтобы Арман мог дотянуться до него. Где-то далеко рыкнул знакомый голос, и Мари отпрянула.

– Глупостей в этот раз не будет, обещаю! – разум Армана никак не хотел признавать случайную дурость, по которой он снова влип в непонятную ситуацию. И дал себе слово никогда не соглашаться на условия договора заранее, пока те не озвучены.

Коснулся равнодушно губами других, солёных, помедлил, собираясь с духом, но Мари пришла на помощь. Судя по её вздоху, обречённого мужества у неё было больше.

– Помоги, Белая Владычица… быстрее покончим с этим, – повторила фразу, ставшую заклинанинием для троих.

Он смотрел, стоя с боку и не видя всех подробностей, но они ему и не нужны были. Две пары рук, сначала застенчиво двинулись к чужим плечам, замерли на них. Прошла минута, и пальцы Мариэль погрузились в густые чёрные волосы, а руки партнёра уверенно легли на её спину и затылок, словно знали, как ей нравится.

Анри не выдержал, потёр рукой заледеневший лоб, позволив себе слабость, как ему казалось, на мгновение. В голове сразу ехидно гоготнули: Ленуар остановил падение песчинок, подарив целующимся дополнительное время.

Тогда он придумал отвлекать себя фантазиями о том, как найдёт способ стереть в порошок Некроманта. Стало легче, это отчасти помогло закрыться, и, надевший непрочную, но всё-таки броню разум вспомнил одну из самых неприятных королевских традиций.

При подборе пары для всех царствующих особ, в целях сохранения редкой магии, на проверке слияния присутствовало трое главных инквизиторов. Они фиксировали реакцию сталкивающихся сил, записывая в свиток поведение каждого оттенка в ауре, чтобы позже истрактовать его, как положено.

Анри как младший мастер никогда не присутствовал при этом, но Тирр предупреждал: рано или поздно юноша займёт высокий пост. И Ленуар схватился за спасительную подсказку, дрожащими руками достал футляр, надел очки. Картинка расплылась в мареве играющих аур. По статичной силовой оболочке прыгали всполохи, напоминая бегающих в догонялки зайцев.

Да, смотреть стало легче, но от сердца, ставшего внезапно стеклянным, от каждого удара по нему ползли новые трещины – звук шороха одежды под гуляющими руками каждый раз бил наотмашь. Анри относительно был готов к её голосу, потому что слышал его и знал все слова, которые могли выдохнуть её забывшиеся губы. Но он… С чего этот подыгрывает?

Анри представил, как погружается в куб с водой, приглушая слух, и теперь неосторожно выпущенные ими слова казались смазанными, как шелест листьев, и всё же следовавшие за ними звуки невозможно было ни с чем перепутать. Магия прикосновений действовала, поцелуи участились – и установилась звонкая тишина.

Стеклянное сердце разлетелось на миллиард осколков: два силуэта окутал белый свет, и синхронный стон подтвердил второе слияние. Арман, давший слово не делать глупости, поделился своим даром, закрепив связь… Неужели легенда про Лабасский Ирминсуль приобрела сейчас новое значение?

Анри отвернулся к шкафу, упираясь руками в книги. Странно, что голос Некроманта не прокомментировал очередную слабость. Лучше бы заржал, мразь, тогда Анри быстрее пришёл бы в себя.

Ему не нужно было вести Мари к Ирминсулю для доказательства правильности выбора: он и без дерева знал – это его половина, что бы ни напевали матушкины голоса.

Он готов был принести обет чистоты в зимнем вишневом саду Владычицы, не дожидаясь весны, когда стыдливые кроны укроются ароматной пеной и начнут привлекать к себе парочки для взаимных или односторонних клятв. Он бы выдержал три года, преодолевая страсть и её последствия, и не позволил бы никому коснуться её.

Но оказалось, что она родилась не для него, и теперь надежда ходила по пустой комнате, называвшейся прежде сердцем, собирала осколки.

Он обернулся, провёл пальцами под очками, убирая мокрую пелену, и всмотрелся в часы. Вечность застыла последними песчинками, невозмутимо ожидая, когда он переведёт взгляд на звуки, на которые отсчёт не распространялся. Анри заставил себя смотреть на марево, он и так им подарил непростительно много сверх положенного.

Машинально отметил изменения: тонкие лавандовые ленты в ауре Армана стали ярче за пятиминутную вечность, а у Мариэль к оранжевым сполохам добавились сопутствующие бледно-голубые. «Что же он натворил, вишня моя? – с горечью подумал Анри, – что натворили мы?»

Снял очки, и его сразу повело назад, прижимая к книжным полкам. Он слишком быстро отвык от чёткого контура силуэта: сцепленные в замок пальцы, склонившаяся к девичьей шее короткостриженая голова и локоны, змейками заползшие на чужие плечи. И слова, призывающие не останавливаться…

– Хватит! – хрипло сказал он, зная, что последние песчинки упали три-четыре мгновения назад. – Достаточно!

Силуэт замер, неохотно распадаясь на два, отдаляющихся друг от друга. Арман и Мари приводили своё дыхание к привычному ритму, страшась обернуться на того, кто медленно шагал от книжного шкафа.

– Он говорит, что не надо было его злить, – с трудом выговорила девушка, опираясь на спинку софы и вставая. Тяжело взглянула на Анри. – Прости… Ты был прав.

Анри молчал. Розоватая припухшая кайма вокруг её губ была красноречивей логики и побеждала хладнокровие, которое Анри холил в себе несколько лет по советам профессоров. Девушка, коснувшись его руки, пошла к выходу, вытирая губы. У двери остановилась, не оборачиваясь:

– Некромант тоже наказан. За вмешательство. Если это тебя утешит, – положила веер пальцев на полотно двери, медля её открывать.

– Если ты сейчас мне скажешь, что ничего не вспомнил, я… – Анри навис над лохматящим волосы Арманом.

Тот поднялся, отодвинув Анри рукой:

– К сожалению, я вспомнил всё. Нам нужно ехать к де Трасси. Мариэль! – Арман окликнул неподвижную девушку, но она не повернула головы. – Прости и ты меня. Возможно, ты спасла Люмерию.

Девичьи дрожащие пальцы толкнули дверь, и Мари вышла, не прощаясь.

*Я временно отменяю своё слово.

Как совершаются дела милосердия в этом городе? В безмолвии, как у нас, в Тибете, или о них говорят громко?