– Кто – не сказали. Но, видать, начальство. Ругались.

Щетинин взялся за ручку телефона, раздумывая, зачем он мог понадобиться командующему. Но решил, что уж если его превосходительство звонили, да еще ругались, то лучше поехать в штаб самому.

– Распорядитесь, пусть подают экипаж. В штаб поеду, – сказал он дежурному со вздохом.

В известном всему Харькову экипаже с плавно прогибающимися рессорами градоначальник мчался по улицам города в штаб. На облучке, как всегда, сидели солдат-кучер и усатый унтер. Они были словно приклеены плечами друг к другу.

В штабе в это время шло совещание. В глубоких креслах сидели бригадный генерал Брикс и генерал Журуа. Ковалевский стоял у большой карты, докладывал:

– Новый план главнокомандующего Антона Ивановича Деникина существенно отличается от прежнего, изложенного в известной вам майской директиве, – говорил Ковалевский. – Идея одновременного похода на Москву всех трех армий теперь оставлена. Наступление на Москву будет развивать лишь Добровольческая армия, усиленная корпусами Шкуро и Мамонтова. Донская армия генерала Сидорина будет помогать этому наступлению. Кавказской армии генерала Врангеля, по этой новой диспозиции, предстоит сковывать войска красных на моем правом фланге. – Ковалевский показал карандашом на синие стрелы у левого основания гигантской дуги, обозначающей на карте линию фронта. Вершина дуги была обращена в сторону Москвы, а концы ее упирались в устье Волги и в Днепр. Зашторив карту, Ковалевский отошел к своему столу: – Вот таков, в общих чертах, план решающего наступления на Москву. Он учитывает особенности расположения войск красных и их состояние.

Брикс и Журуа удовлетворенно переглянулись.

Дверь из внутренних покоев командующего открылась. В кабинет вошел Кольцов. Он вежливо улыбнулся, его лицо выражало внимание и готовность услужить. Вошедшие следом за Кольцовым двое вестовых внесли подносы, уставленные бутылками, рюмками, бокалами. Был на подносе и зачехленный кувшин с любимым напитком командующего – глинтвейном. Все это вестовые поставили на низенький столик и тихонько, на цыпочках, вышли.

Кольцов, поймав нетерпеливый взгляд командующего, тоже удалился.

– Обстановка в Советской России работает на нас, – продолжал Ковалевский. – Норма выдачи хлеба в Красной Армии сокращена до минимума. Свирепствует тиф. Железные дороги парализованы…

– Донбасс, – улыбнулся Брикс с таким видом, будто это его рук дело.

– Совершенно верно, и Донбасса у них теперь нет. А значит, нет и угля! – Ковалевский, сняв пенсне, принялся его протирать.

– Мы радуемся вашим успехам, генерал, – воспользовался паузой Брикс. – Но наши правительственные и деловые круги сейчас больше интересуют, так сказать, практические вопросы, которые являются следствием ваших крупных успехов на фронтах.

– Какие же?

– Начнем издалека. Вы, конечно, знаете сумму вашего долга Франции, Англии и США?

– Примерно, – глуховатым голосом ответил Ковалевский, зачем-то потянулся к перу, обмакнул его в чернила и стал механически чертить какие-то бессмысленные линии.

– Я вам назову точные цифры, – сказал Брикс. – К началу вашей революции долг России союзникам исчислялся суммой в тридцать три миллиарда рублей. А сейчас он уже достиг шестидесяти миллиардов.

– Солидная сумма!.. – безучастно обронил Ковалевский. – Что ж… рассчитаемся сполна, господа!

– Движимые самыми лучшими чувствами, наши правительства намерены облегчить вашу задачу. Наши банки, наши промышленники хотели бы незамедлительно открыть на Украине свои представительства в Киеве, Харькове, Полтаве… в зоне действия вашей армии! – Брикс не счел нужным смягчить прямолинейность сказанного дипломатическими недомолвками.

– К чему такая спешка, господа? Вот-вот закончатся боевые действия, и тогда… – Ковалевский в свою очередь не скрыл явную уязвленность бестактной торопливостью союзника.

– Как человек деловой, вы, наверное, знаете, что деньги в обороте – это новые деньги. В данном же случае мы имеем мертвый, замороженный капитал, – гнул свое англичанин.

– К тому же, будем откровенны, мы располагаем сведениями, что американцы в счет своего займа добиваются концессий положительно на все железные дороги Украины. И Антон Иванович Деникин не сказал им «нет»! – темпераментно размахивая руками, заговорил Журуа. – А если он скажет «да»? Французские и английские предприниматели окажутся в американском мешке.

– Теперь вы понимаете, почему мы вынуждены торопиться? – спокойно и деловито заключил эмоциональную тираду француза Брикс: правда высказана, теперь можно выслушать соображения.

Используя благоприятный момент, Ковалевский и сам перешел к требованиям:

– Мне были обещаны танки. Я неоднократно писал господину Черчиллю, почему мы придаем им такое значение. В Красной Армии на танках не только не умеют сражаться, но даже мало кто их видел… Скрытно сконцентрированные на главном участке, танки могут одним только своим внезапным появлением посеять панику в рядах красных и решительно предопределить исход битвы за Москву.

– О! Это деловой вопрос, – усмехнулся Брикс. – Господин Черчилль знал, что вы его зададите. И решил ответить на него делом. – Брикс сделал паузу и затем торжественно произнес: – В Новороссийском порту стоит несколько транспортов, как с легкими скоростными танками «уиппет», так и с тяжелыми – «марк-4». Прибыли и инструкторы. Все это предназначено вам…

Журуа сразу же подхватил, сцепив в замок ладони юрких, порхающих рук:

– Могу добавить, мой генерал, что на подходе к порту еще несколько кораблей с французским военным имуществом для вас.

Ковалевский встал, подошел к столику и размашисто налил в стакан глинтвейна.

– Сообщите военному министру господину Черчиллю и премьер-министру господину Клемансо, что генеральное выступление назначено на двенадцатое сентября. – И скупым, выражающим сдержанную вежливость жестом пригласил союзников к столику.

* * *

Градоначальник торопливо вошел в приемную. Его короткие ножки браво вскидывали туго обтянутый мундиром живот.

– Здравия желаю, капитан!

– Здравствуйте, господин полковник! Рад вас видеть, – радушно поздоровался Кольцов.

– Не ведаете, командующий меня спрашивал? – встав на цыпочки и поглядывая через плечо Кольцова на дверь, почтительно спросил Щетинин.

– Не знаю.

– Меня не было, звонили из штаба, а прохвост-дежурный не узнал кто.

– Может быть, и командующий. Но у него сейчас совещание с союзниками. Так что, сами понимаете… – Кольцов выразительно развел руками.

– Понимаю, понимаю, не до меня. А все же зачем я понадобился? Никак не додумаюсь, – просительно глядя в глаза адъютанта, гадал полковник Щетинин.

– Знаете, господин полковник, я, кажется, начинаю догадываться… – сказал Кольцов, и нельзя было понять, то ли он хочет помочь полковнику, то ли стремится поскорее от него отделаться.