Вчера она уехала к матери в Пензу, поэтому вторая кровать была пуста.

Матвей Кузьмич, шлепая тапочками, прошел в ванную, скинул пижамную куртку, посмотрел на себя в зеркало.

Не молод. Ох не молод. Слава богу, живота нет. А лицо-то обвисло. Рытов выдавил на ладонь мыльный крем «Жилетт», который очень любил и покупал в закрытом распределителе на Можайке, взбил пену и начал бриться. Процесс этот всегда доставлял ему огромное удовольствие. Прекрасная сталь фирменных лезвий мягко скользила по коже, лопалась на щеках душистая пена. Рытов побрился, принял душ, причесался и, поливая лицо английским одеколоном, подумал, что еще не так все плохо.

Он спустился вниз, где охрана уже разбудила повариху, и та заварила чай необычайной крепости, поджарила оладьи, которые с раннего детства любил нынешний зампред Совмина. Рытов пил чай, поливая пышные оладушки медом и сгущенным молоком. В этот приятный для себя момент он гнал печальные мысли, сосредоточившись только на ароматном чае и выпечке.

Он поблагодарил повариху и поднялся к себе в кабинет. Одна из стен огромной комнаты была сплошь увешана фотографиями, на которых Матвей Кузьмич запечатлен рядом с сильными мира сего. Была даже фотография, на которой Абакумов вручает ему знак «Почетный чекист». Он не выкинул ее, не спрятал. История есть история.

Пять дней назад к нему приехал генерал КГБ, который контролировал поставки оружия и размещение капиталов за границей. Ему удалось узнать кое-что из показаний Болдырева. Этот идиот развалился до задницы, сдал всех, кто был с ним связан. А главное, в его откровениях выплыла фамилия Шорина.

Рытов немедленно распорядился уволить его из группы советников, отключить телефон в машине. Даже если люди Андропова заметут Сашку, он им ничего не скажет, так же как много лет назад майор Шорин не продал генерал-майора Рытова. Но все же с Сашкой надо поговорить. Пора на время закрывать все трикотажные дела. Уж больно шустро начали работать бойцы генерала Михеева.

Сегодня никто не сомневался, что больного Леонида Ильича заменит Андропов. Он умело и жестко убрал конкурентов, с последним, Гришиным, разборка уже началась, по Москве катится волна арестов торговых королей.

Он, генерал-полковник, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, первый зампред Совмина, хоть и принадлежит к касте неприкасаемых, но от Андропова всего можно ожидать. Конечно, его не вышвырнут и не посадят, но он помнил, как разобрались с всесильным Шелепиным. Рытов вышел из здания ЦК после пленума, на котором Шелепин был выведен из состава Политбюро и ЦК и увидел растерянного Железного Шурика, стоявшего на тротуаре. Его ЗИЛ и охрана исчезли, словно их никогда и не было.

— Александр Николаевич, — сказал Рытов, — давайте я вас подвезу.

Шелепин посмотрел на него глазами затравленного зверя и кивнул, говорить не мог.

Всю дорогу до своего дома он молчал, глядя в окно. Вылез из машины, не поблагодарив и не попрощавшись.

А его, человека рангом пониже, вполне могут отправить послом в какую-нибудь крохотную страну. Но до этого пока далеко. Леня еще рулит. Вот за это время и надо обставиться, да и соломки подстелить, где надо. Необходимо сегодня же встретиться с Сашкой. На улице Алексея Толстого стояла пустая квартира. Но не исключено, что андроповские скорохваты нашпиговали ее техникой.

Была у Рытова еще одна квартирка тайная, о которой никто не знал. Осталась она у него от работы в МГБ. На этой кукушке он встречался когда-то со своими агентами. А уйдя из конторы, ухитрился оставить ее за собой. Был помоложе — водил туда баб, да и с нужными людьми встречался. Не хотелось бы показывать Сашке квартиру, но придется.

Рытов слишком долго проработал в госаппарате, чтобы не чувствовать приближение перемен. Читая оперативные справки Пятого управления КГБ, он анализировал обстановку в стране и понимал, что постепенно КПСС теряет свои незыблемые позиции. Многие вступают в партию исключительно по соображениям карьерным и даже не скрывают этого. Да и сама партия переродилась. Он, вступив в нее совсем молодым человеком, еще верил в ленинско-сталинские идеалы, но чем дальше Матвей Кузьмич работал в аппарате, тем лучше понимал надуманность догматических истин.

Огромная страна с невиданными посевными площадями, с невероятными возможностями развивать животноводство, не могла обеспечить своих сограждан продуктами. И это длится без малого шестьдесят пять лет. И никаких светлых перспектив для «населения», как именовали партийные боссы сограждан, он не видел.

Уже много лет он был доверенным человеком Первого лица. Именно Матвей Кузьмич пополнял тайные и, как говорили, партийные счета. Но на самом деле этими деньгами вполне могли распоряжаться чада и домочадцы некоторых членов Политбюро. А сам Матвей Кузьмич давно уже мог безбедно жить на Западе. Коллекция Фаберже, упрятанная в Лионский банк, одна из лучших в мире. Самые редкие вещи были взяты из знаменитого банка в Ереване. Шорин тогда провернул эту операцию блестяще. И последствия умело погасил, запрятав любопытного журналиста в тюрьму.

Деньги, которые Сашка привозил, Матвей Кузьмич тратил на приобретение обожаемого им Фаберже. Увлечение это началось давно, еще в сорок девятом, когда капитан Шорин привез ему после обыска несколько работ знаменитого мастера.

Рытов не относил себя к знатокам искусства, считая картину «Утро нашей Родины» верхом совершенства. Но он как-то сразу влюбился в изысканность линий и красоту изделий великого мастера. С той поры Фаберже стал его болезнью. Он скупал его через подставных лиц и дома и за границей.

Держать всю эту красоту на даче или в московской квартире нельзя. Уж слишком много глаз следили за ним. Но все же один затейливый шкаф с вазами, чашами, ковшами стоял в его кабинете.

Рытов вошел в темно-сумрачный кабинет, зажег специальные лампы, вмонтированные в полки шкафа. Темнота комнаты и яркий, праздничный блеск серебра и золота за стеклом, камни, искусно вставленные в чаши, засветились синим, рубиновым, красным огнем. Вот оно, настоящее, подлинное счастье, ради которого нужно жить. Рытов неотрывно глядел на всю эту красоту, и к нему пришел долгожданный покой. Все, что происходило за темными окнами кабинета, показалось ему глупым и несущественным.

* * *

Утренняя яичница была готова. Теперь надо посыпать зеленым лучком, и необычайный харч богов готов. Хорошо бы под такую закусь принять стопарь, но надо было утром ехать на машине по делам, а полковник Ельцов, даже будучи в свое время начальником МУРа, никогда такого не позволял. Поэтому запивал он фирменную яичницу сладким чаем.

Конечно, без Юрки завтракать скучновато. Любимый племянник все чаще оставался на ночевку у Ирины. Она нравилась Ельцову-старшему. Умница, красивая, в Юрку влюблена, как кошка. Пусть погуляет, присмотрится. Наверняка ничего серьезного из этого романа не получится. Но важен сам роман, его захватывающие страницы. Сколько их было у него. Не счесть! И каждый приносил новую, еще не изведанную радость. Да и нынче Игорь Дмитриевич еще не списал себя в архив. Была милая дама, с которой он встречался. Они любили посидеть в ресторане, а потом, по заведенной традиции, ездили на Сретенку к Сереже.