В войне снова наступила пауза. Тем более, что среди греков разгорелся спор из-за доспехов Ахилла. На них претендовали Одиссей и Аякс Теламонид. Решили спросить о том, кто более достоин памяти героя пленных троянцев. Те предпочли Аякса. Но голоса считали люди Одиссея. В итоге доспехи достались ему. А Аякс от обиды сошел с ума и закололся.

Однако, это не переломило хода войны. На помощь ахейцам пришли последние резервы Эллады. Филоктет, которому ранее удалось уклониться от участия в войне и сын Ахилла Неоптолем с небольшим отрядом воинов из владений своей матери на острове Скирос. Больше Эллада уже не могла выставить ни одного воина.

К Трое же подошло подкрепление от хеттов под командованием Эврипила. Пополнения с обоих сторон тут же вступили в бой. И греки снова одержали победу.

Скорее всего, уже не без помощи Зевса.

После этого Афина, Гера и Посейдон вовсю начали отводить троянцам глаза. Измученные неравной войной и лишившиеся союзников защитники города стали легкой добычей манипуляций с сознанием. В порыве умопомрачения разобрали они ворота и вкатили в город знаменитого троянского коня.

Разумеется, хитрость Одиссея не имела бы никакого успеха, если бы не помощь олимпийских богов.

Симпатизирующие же Трое Аполлон, Арей, Афродита и Артемида уже не имели ни сил, ни желания защищать город Приама.

И вот теперь Аполлон летел на Кипр. Летел, чтобы никогда не вернуться на Олимп. Знакомая бухта, которую потомки назовут бухтой Афродиты, развернулась во всей красе при свете дня. Две женские фигурки махали с низу руками.

Афродита выглядела как никогда утомленной. Впервые Аполлон увидел легкие морщинки у губ богини любви. Две раны подряд и беспокойство за сына подточили силы Афродиты.

– Что Эней? – спросил Аполлон сразу после приземления.

– Спасся, – ответила Афродита. – Ушел в последний момент.

– Мы смогли только снять с него наваждение Афины, и больше ничего, – сказала Артемида.

– Да больше ничего и не надо было, – заметил Аполлон. – Ну, что, сестричка в делах любви и войны, – так он иногда шутя называл Афродиту, – что теперь?

– Отдохнем, Купала. Подлечимся, омолодимся. А потом на север. Пора. Тянуть дальше некуда.

– Да, ты права.

Майская ночь была теплой. Но над Берендеевым озером все же сгущался легкий туман. Он как будто брал в кольцо возвышающуюся среди озера Волчью гору.

– Жаль, что мы не жжем костров, – сказала Афродита.

– А что, тебе холодно? – спросил Перун, обнимая ее. Сегодня эта прилетевшая с юга богиня была его подругой в ночь ведовского праздника. Она вроде бы была похожа на сестер по ведовскому сообществу, и в то же время было в ней что-то необычное, не здешнее, манящее.

– Холодно, – призналась Афродита, теснее прижимаясь к нему, – Отвыкла я от севера.

– Ничего, привыкнешь.

– Не уверена.

– Я помогу тебе, – он еще крепче обнял ее.

– Что, пришлась по нраву? – она лукаво улыбнулась.

– Ты действительно богиня любви. Молва не врет.

– А ты, правда, бог войны?

– Не хочу хвастать. Пока у меня была только одна большая война. Это когда скифов отец гнал. А потом так, по мелочи.

– А хочешь большой войны и большой победы?

– Разумеется, хочу! Хотя отец говорит, что не стоит затевать войн, если можно обойтись без них.

– А ты что, до сих пор слушаешь отца? Вроде, давно уже взрослый.

В светлой дымке майской ночи видно было, как смутился Перун.

– Отец никогда не навязывает своего мнения. Только советует. Но его мнения важны для меня.

– А я думала, ты сам по себе.

– Правильно думала. Я сам по себе.

Перун вдруг почувствовал досаду и раздражение.

– И давай больше не будем об этом. Вообще, хватит ходить вокруг да около. Мы, здесь, на севере, люди бесхитростные. Ты, наверное, забыла там, на юге, какие мы?

– Да, это верно, забыла.

– Ну, так, вспоминай!

Раздражение Перуна росло. Он начал смутно догадываться, что не так искрення любовь этой богини. И это было дико для северного волхва. В то же время не хотелось давать волю этим сомнениям. Не хотелось портить впечатления от этих божесвенных ласк. Поэтому Перун решил внести ясность.

– Чувствую, чего-то хочешь мне предложить, но не решаешься. Говори прямо.

– Хорошо, – она тряхнула своими чудными золотыми волосами, и чуть отстранилась. – Хорошо, бог войны. Я хочу предложить тебе войну. Эллада, Троада и южные империи сейчас истощены до предела. Ты, и твои воины с севера могут сейчас со своими железными мечами пройти эти земли как нож масло.

Будут победы, будет слава, будет добыча.

Ты завоюешь весь мир!

И не на этой горе, среди стылых озер ты отпразднуешь свою победу, а среди цветущих долин, где растут такие цветы и плоды, о которых ты даже не слыхал! На берегу теплых морей, где вода так ласкова и нежна!

Афродита вскочила на ноги. Ее лицо раскраснелось от возбуждения. В розовом свете начинающегося утра она казалась ожившей статуей, отлитой из червоного золота. Она двигалась плавно, но энергично, уверенно жестикулируя и даже немного приплясывая на месте. И Перуну показалось, что это не женщина, а некий сгусток огня (а может, потоков крови?) переливается перед ним, играя розовым, красным и золотым.

Завораживающие картины поплыли перед его глазами. Он тоже вскочил на ноги, и смотрел на богиню с восторгом.

Она остро глянула в его распахнутые глаза, и чуть заметно улыбнувшись, вдруг прервала свою речь, застыв в призывной позе.

– Иди ко мне, мой бог! – прошептала она.

В жарком полуденном мареве линия горизонта расплывалась. И море как будто сливалось с небом. Стоя на носу своего корабля, Одиссей напряженно вглядывался в даль. По его расчетам земля должна была уже показаться. Но в этой игре солнечных бликов невозможно было ничего понять.

Паруса повисли. Стоял полный штиль. Одиссей поднял руку.

– Табань! – приказал он гребцам.

Корабль стал. Прежде чем плыть дальше, надо было хорошенько подумать.

Да, не принесла особой радости, а тем более, счастья, догожданная победа над Троей.

Возвращавшихся победителей встречали успевшие отвыкнуть от них подданные, поголовно вооруженные, кстати. А также неверные царицы со своими родстивенниками и любовниками. Разоренная и истощенная земля.

Богатая добыча не компенсировала многолетнего ущерба. Впереди были годы жизни весьма скудной. А виновные в этом были на глазах толпы.