– Да. Ведь я тоже страдаю своим диагнозом, но при этом максимально стараюсь быть самой собой. А Филис? Она порой вообще кажется сумасшедшей. Но благодаря тебе, мне и немногим другим людям она пытается контролировать своё безумие. А ты? Ты даёшь иногда своим страхам и сомнениям взять над собой верх, но ты отчаянно хочешь остаться самим собой. Наши диагнозы не определяют нас. Мы – это только мы.

Джозеф прерывисто выдохнул.

– Спасибо тебе за эти слова.

– Я понимаю, что тебе нужна сейчас поддержка, ведь ты столько всего пережил…

– Но и ты тоже, – упрямо напомнил он. – Тебе тоже нужна поддержка, ведь совсем недавно в тебе сидела другая личность…

«Я не хотела с собой покончить, поэтому тебе поддержка важнее», – хотела сказать я, но вовремя закусила губу, не желая напоминать об этом возлюбленному. А также упоминание об Адлере заставили меня на секунду задуматься над тем, что случилось с моим «близнецом». Я ощущала его слабое присутствие в голове, как и остальных личностей, но никто из них со мной не разговаривал уже три дня, а Закулисье не появлялось в моих снах. Может, они все решили наконец-то оставить меня в покое? Или я просто вновь забыла, как кто-то управлял моим телом? И такое вполне могло быть, но я внезапно обнаружила, что уже не волновалась по этому поводу, ведь многие уже знали о моём диссоциативном расстройством идентичности.

– Одно твоё присутствие уже лечит меня, а я знаю, как тебе важны помогающие слова, – неуверенно возразила я.

Джозеф долго на меня смотрел, словно придумывал способ, как забраться в мою душу и узнать, сколько новых шрамов на ней появилось, сколько тьмы и боли в ней накопилось. Он смотрел пристально, видел насквозь, и это даже хуже забвения. Так хотелось больше не чувствовать себя слабой.

– Тогда говори, – он взял мои руки в свои и немного придвинулся. – Твой голос я могу слушать бесконечно.

Неожиданно для самой себя я смутилась, но уже более уверенно начала:

– Джозеф Филдинг, ты – лучшее, что есть в моей жизни. Твои глаза. Твои бесконечно красивые глаза, в которых я готова тонуть раз за разом. Посмотрев в них один раз, я больше не могу остановиться. Среди прохожих я искала этот взгляд, искала тебя глазами, зная, что лишь твои посмотрят на меня так же искренне, с тёплыми чувствами, с любовью. Эти глаза видели меня в разных состояниях, видели моё тело во всех красках, видели мои сообщения: злые, добрые, милые, с поддержкой. Они видели всё, что связывает нас, даже боль.

Я коснулась его шелковистых волос и на секунду забылась в горячих воспоминаниях: руки окунулись в чужие мягкие  волосы и плавно перебирали пряди, нос коснулся и почувствовал будоражащий запах шишек, и, пока губы возлюбленного оставляли багровые следы на шее и ключицах, я глубже вдохнула дурманящий аромат. И это ведь было совсем недавно… и неважно, что после этого последовало ещё одно предательство, ведь оно привело нас через все испытания в эту комнату, наполненную теперь вместо одиночества любовью и теплом рассвета.

– Твои волосы. Да, именно твои волосы. Я помню, как разглядывала тебя и их, трогала, наслаждалась и плавала в них, как в море. Каштановые пряди, которые качаются из-за ветра, – я коснулась уголков его губ. – Твоя улыбка – то, во что я влюбилась почти сразу. Она часто спасала меня, когда я топилась, придавала мне сил, показывала твою бесконечную любовь и заботу. Я помню каждую твою улыбку, ведь это лучшая улыбка из всех, что я видела, хотя лучше может быть только у Филис.

Мы рассмеялись и поочерёдно поцеловали спящую девушку в лоб и в нос, но она так и не проснулась, зато во сне выглядела удивительно счастливой, а наша любовь лишь ещё больше придавала ей радости. Интересно, если она иногда считала, что реальность это сон, то что ей снилось на самом деле? Разноцветные лейкопластыри, причудливые слова, искренний смех и ни капли смущения – я вспомнила нашу с ней встречу в столовой и привычно смутилась, глупо улыбнувшись.

– Твои руки, – я провела пальцами по коже Джозефа, стараясь не смотреть на его раны. – Твои сильные руки, на которые я могу всегда положиться, которые поддерживали меня в моменты моего падения, которые обнимали и держали меня за руку, когда мне было грустно, радостно, хорошо или плохо. Они держали меня, когда мне было страшно, когда я хотела плакать, когда я безумно смеялась, когда я хотела совершить что-нибудь жестокое, но ты меня останавливал. Каждый раз я знала, что могла довериться им и они меня поймают. И они меня ловили. И ловят до сих пор.

Я положила ладонь на его грудь, ощутив деревянный крестик под футболкой, и продолжила:

– Ты. Весь ты. Тот человек, ради которого я готова сделать что угодно. Тот, ради которого я готова отказаться от себя, но сделать всё для твоего счастья. Ты такой красивый, что я теряюсь в тебе, растворяюсь до самого конца. Я готова смотреть на тебя всю жизнь и каждый раз удивляться от того, какой же ты красивый. Твоя поддержка, твоя забота, твоё внимание – это что-то космическое нереальное, невероятное. В детстве я и мечтать не могла, что окажусь в сказке с таким принцем, как ты. Каждый день ты даёшь мне повод просыпаться и засыпать с улыбкой и ощущениями нужности. Только благодаря тебе и Филис я улыбаюсь, как маленький ребёнок, которому подарили конфетку. Моя любовь к тебе и к Филис не имеет границ. Никаких. Вы оба – лучшее, что со мной случалось, и нет ни одного примера, чтобы объяснить свою любовь к вам, ведь всего мало. Каждого примера мало для того, чтобы сказать насколько же сильно я вас люблю.

Я потянулась его поцеловать, а затем коснулась своими губами губы Филис, жалея, что та не слышала моего самого искреннего признания, и продолжила:

– Вы – лучики в моей жизни, которые направляют по светлой дорожке, среди темноты. Вы – те самые слабости, с которыми я никогда не буду бороться. Вы – единственные, кого я люблю чистой любовью. Мои мысли постоянно о вас. В последнее время я что только ни делала, но в голове только вы. Просыпаться на рассвете и засыпать поздней ночью с мыслями о вас – то, чем я живу. А живу я вами. Да, это звучит банально, но я люблю тебя и Филис. Люблю так сильно, что невозможно описать такое чувство. Я люблю вас вечно.

– И мы тебя, – одновременно сказали Джозеф и Филис, которая, видимо, последние минуты только притворялась, что спала.

Но не успела я возмутиться, как они с двух сторон поцеловали меня в щёки и рассмеялись, когда увидели, в какого красного помидора я превратилась от смущения. Всё это было похоже на какой-то волшебный сон, но, как и любому сновидению, всё это должно было рано или поздно закончится: в комнату неожиданно ворвалась Ричелл, вся запыхавшаяся от бега с жуткими ожогами и волдырями по всему телу от Канделы. Её лихорадочный взгляд встретился с нашим, и она в панике замахала руками.

– Нас предали. Нужно срочно уходить!

Она и шага не успела сделать, как пуля оставила кровавую дыру в её голове. А за упавшим телом Ричелл оказался Динх Юн.

Нередко тоска по одной утраченной радости может омрачить все прочие услады мира.