Невыполнение герцогом де Шартром[118], командовавшим во время сражения французским авангардом, приказа повернуть через фордевинд (либо из-за того, что он не разобрался, либо из-за того, что проявил своеволие) ставит вопрос, который все еще обсуждается. Речь идет о том, находился ли командующий эскадрой во время битвы в надлежащей позиции. Если бы д'Орвилье находился в авангарде, он мог бы обеспечить выполнение маневра, которого желал. Из центра же адмирал мог видеть или не видеть, что тоже может быть, авангард и арьергард своей эскадры. Во главе эскадры он мог бы показывать пример в выполнении собственных приказов. Французы к концу войны разрешили эту проблему изъятием командующего из боевой линии и помещением его на борт фрегата. Они руководствовались общепризнанными доводами, что командующий, таким образом, мог лучше видеть маневры своего и неприятельского флота, мог не зависеть от задымленности и случайностей на борту собственного корабля. Учитывалось также, что в этом случае сигналы командующего были бы лучше видны с кораблей его эскадры[119].

Такую позицию, напоминающую отчасти позицию генерала на суше, менее рискованную для него лично, принял также Хоу в 1778 году. Позднее, однако, и Хоу и французы отказались от этой практики. Нельсон во время битвы при Трафальгаре, ставшей для него последней, был во главе колонны. Сомнительно, однако, имел ли он для этого иной мотив, кроме жажды битвы. Две другие атаки под его командованием были направлены против неприятельских кораблей на якорной стоянке. В обоих случаях он не возглавлял колонны на том разумном основании, что его знание прибрежной полосы было несовершенным и для головного корабля существовала опасность наскочить на мель. Обычная практика эпохи широкого распространения парусного флота, когда дело не касалось приказов об общей погоне, заключалась в том, чтобы адмирал находился в боевой линии, в центре этой линии. Отказ от этой практики Нельсона и Коллингвуда, лично возглавивших свои колонны при Трафальгаре, возможно, имел под собой некоторые основания, и обычный человек скорее воздержится от критики действий флотоводцев такого масштаба. То, что эти два флотоводца, от которых так много зависело, подвергались опасности, очевидно. И если бы был нанесен серьезный ущерб им лично или головным частям их колонн, то отсутствие их руководства сразу же стало бы ощутимым. В такой позиции их роль как адмиралов была бы быстро обесценена в дыму сражения, не оставляя тем, кто следовал за ними, никакого ориентира или контроля над ситуацией, кроме блестящей возможности проявить свою отвагу и героический пример. Французский адмирал указывал, что практический результат от метода атаки при Трафальгаре, когда две колонны спускаются на линию баталии противника под прямым углом друг к другу, состоял в принесении в жертву головных частей колонн ради пробития двух брешей в боевой линии противника. Пока все идет хорошо, жертвы оправдываются, и в эти бреши входят корабли арьергардов каждой колонны, почти неповрежденными, фактически создавая резерв, атакующий потрепанные корабли противника с каждой из сторон разрыва. Далее, идея о резерве наводит на мысль о позиции главнокомандующего. Размеры его корабля таковы, что исключают возможность нахождения его вне боевого порядка. Но если бы все складывалось не так удачно, то должен ли был адмирал находиться в резерве, сохраняя способность управлять им в соответствии с ходом боя, который продлевает ему возможность реально содействовать своим назначением и именем осуществлению весьма полезной цели? Трудность организации любой системы сигналов или посыльных шлюпок (которые в целом могут заменить помощников и курьеров), увеличивается в связи с тем, что корабли, в отличие от сухопутных дивизий, не могут оставаться неподвижными в ожидании приказов, но что они должны следовать определенному курсу при помощи рулевого управления. Эта трудность не позволяет поместить адмирала действующего флота в легкое судно, поскольку в этом случае он становится простым зрителем. В то же время, оставаясь на борту наиболее мощного корабля эскадры, он приобретает наивысшую власть, когда бой уже начался, а если этот корабль находится в резерве, адмирал сохраняет в своих руках власть главнокомандующего до самого последнего момента. «Полкуска хлеба лучше, чем его отсутствие вовсе». Если адмирал не может в силу условий морского боя занимать позицию своего сухопутного коллеги, надо обеспечить ему такую позицию, насколько возможно. Практика Фаррагута после Нового Орлеана и Виксберга на последней, так сказать, стадии его карьеры, когда опыт, вероятно, уже сформировал его взгляды, состояла в том, чтобы вести свой флот в бой лично. Известно, что он очень неохотно, по настоянию разных офицеров, поступился своими убеждениями в этом вопросе в Мобиле, заняв второе место, а впоследствии открыто выражал сожаление, что поступил так. Могут возразить, однако, что сражения, в которых командовал Фаррагут, имели особенность, отличающую их от битв в строгом значении этого слова. В Новом Орлеане (Новый Орлеан был взят северянами 24 апреля 1862 года. – Ред.), Виксберге (тяжелые бои за Виксберг, героически оборонявшийся южанами, шли с 23 мая по 4 июля 1863 года. – Ред.), Порт-Хадсоне (Порт-Хадсон (на Миссисипи, выше Батон-Ружа) был взят северянами 9 июля 1863 года. – Ред.) и Мобиле (бой в бухте Мобила, где были уничтожены корабли южан, происходил 5 августа 1864 года. – Ред.) задача заключалась не в том, чтобы ввязаться в бой, но пройти мимо укреплений, которым флот, по общему признанию, не мог противостоять. И это прохождение совершалось главным образом в условиях обеспеченности лоцманской проводки судов по фарватеру прибрежных вод, о котором Фаррагут, в отличие от Нельсона, был хорошо осведомлен. Таким образом, на главнокомандующего была возложена задача лидерства в буквальном, а также в военном значении этого понятия. Выступая лидером, он не только указывал флоту безопасный путь, но, постоянно держась вне задымления, мог лучше видеть и оценивать предстоящий путь, а также принимать на себя ответственность за курс, который можно было предписывать другим и намечать, но от которого ведомые корабли могли уклониться. Может быть, не все знают, что при Мобиле командиры головных кораблей не только одной, но двух колонн в критической точке пути колебались и недоумевали по поводу цели адмирала. Дело заключалось не в том, что они ее ясно не представляли, но в том, что обстоятельства, по их мнению, сложились не так, как он предполагал. Не только Олден на «Бруклине», но и Крэвен на «Текумсе» проигнорировали приказы адмирала и уклонились от предписанного им курса – с катастрофическими последствиями. Нет необходимости порицать любого из этих капитанов, но напрашивается неумолимый вывод, что Фаррагут безоговорочно прав, когда полагает, что человек, наделенный высочайшей ответственностью, должен в боевых условиях находиться впереди. И здесь следует заметить, что в такие критические моменты сомнений любой человек, кроме особо одаренных интеллектом, стремится переложить ответственность за решение на вышестоящего начальника. И это происходит несмотря на то, что из-за настоятельности случая колебание или промедление может оказаться роковым. Человек, который в качестве уполномоченного начальника будет действовать разумно, в качестве простого подчиненного уклонится от выполнения долга. Мало найдется тех, кто стал бы оспаривать действия Нельсона в сражении при Сан-Висенти. Эта истина убедительно подтверждается тем, что в этот день Коллингвуд следовал непосредственно за Нельсоном в кильватерном строю и не внимал его действиям до тех пор, пока не получил сигнал от главнокомандующего. Однако после получения сигнала он особенно отличился своей рассудительностью и смелостью[120].