Тито отправился в Румынию на корабле по Дунаю. Тайная встреча с Хрущевым проходила 1–2 августа в одном из старинных замков Снагова. Этот город известен еще и тем, что в Снаговском монастыре, по преданию, был убит и тайно захоронен знаменитый господарь Влад Цепеш, граф Дракула, — самый знаменитый вампир всех времен и народов. Впрочем, мрачные легенды отнюдь не мешали Хрущеву и Тито. Наоборот — их настроение было приподнятым.

Тито остался доволен этой встречей. Вернувшись в Белград, он сказал своим соратникам, что «теперь мало что может помешать нашему всестороннему сотрудничеству и дружеским отношениям». Однако он ошибался.

С 8 по 14 октября в Югославии находился министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Георгий Жуков. Его принимали с почетом и уважением, называя в газетах не иначе как «легендарным полководцем». Жуков в телеграммах Хрущеву сообщал, что югославские руководители хотели бы «неограниченных дружеских взаимоотношений с Советским Союзом» в военной области, а вот в дружбу с США они «влезать не хотят».

И все же Тито высказал Жукову некоторые из своих обид на советское руководство. Например, в тезисах ЦК КПСС к 40-летию Октябрьской революции и среди упомянутых в них соцстран Югославия была поставлена на последнее место. Тито это задело. «Мы с вами по-настоящему дрались в дни Октября, во Второй мировой войне, многие сотни тысяч югославов сложили свои головы за наше общее дело, — говорил он, — а по тезисам не мы, а болгары активно боролись все время вместе с вами против империализма». Жуков возразил, что сначала перечисляются страны, входящие в социалистический лагерь, а потом уже и Югославия. Тито на это ответил: «Нам горько и обидно, когда речь идет о 40-й годовщине Октября. В других случаях мы не возражаем»[550]. «Я лично, — заключал Жуков, — считаю, что этот вопрос заслуживает того, чтобы его серьезно обсудили в ЦК КПСС».

Жукову показали авиадивизию, на вооружении которой находились американские истребители «Сейбр». При этом министр обороны Югославии Иван Гошняк откровенно говорил, что югославы хотят поскорее освободиться от американской военной помощи. Если советское правительство отнесется к югославам с пониманием, заметил Гошняк, то они могут передать советским товарищам в секретном порядке образцы новой военной американской техники — самолет «Сейбр», танк «Паттон»; тренажер для обучения полетам, радиолокационные средства и т. д. Жуков заверил, что советское руководство отнесется с должным вниманием к пожеланиям югославских товарищей[551].

На следующий день Жуков улетел в Албанию, и этот визит на Балканы стал «лебединой песней» знаменитого маршала. Когда он вернулся в Москву, то был снят со всех своих постов и уволен из армии по обвинениям в «бонапартизме и нарушении ленинского принципа руководства Вооруженными силами». Хрущев избавлялся от влиятельного конкурента в борьбе за власть. Осталось неизвестным, учел ли он рекомендации Жукова в отношении Югославии или ему в те октябрьские дни уже было не до них…

Тем временем приближалось 40-летие Октябрьской революции. Накануне годовщины Тито принял корреспондента журнала «Огонек» Генриха Боровика и дал ему большое интервью. Тито подчеркнул, что революция «открыла новую эру в истории человечества… и оказала огромное влияние на революционное движение во всем мире». Он вспоминал и о своем участии в событиях Октября 1917 года, хотя и оговорился, что оно было «весьма скромным». Тито рассказывал о своей жизни в России с удовольствием — ему приятно было вспоминать дни своей бурной молодости. «Главное — что я был свидетелем всех этих событий и сам видел очень многое»[552], — сказал он.

7 ноября в газете «Борба» появилась большая статья Тито, посвященная 40-летию революции, в которой он писал, что «народы Югославии отмечают эту великую дату в истории вместе с народами Советского Союза, странами социализма и рабочим классом всего мира»[553].

Тито долго раздумывал — ехать ли ему в Москву на празднование 40-летия Октября? Сначала он склонялся к тому, чтобы ехать, но потом передумал.

В Москве как раз в ноябрьские дни должно было состояться очередное Совещание представителей коммунистических и рабочих партий мира, и Тито не очень-то хотелось видеться с некоторыми из его делегатов. В своем дневнике генерал Жежель записал размышления маршала, которыми тот делился с ним. «Не знаю, что и делать, — сомневался Тито. — Ехать ли в Москву? Я говорил об этом с Марко (Ранковичем. — Е. М.). Ему это тоже не нравится, хотя он говорит, что мы должны были бы поехать на празднование 40-летия Октябрьской революции. Это правда… но я не хочу там встречаться с различными негодяями, такими, как, например, Энвер Ходжа. Не хочу ни с ним, ни с похожими на него вести никаких политических переговоров. Да пошли они к черту! Тексты Энвера Ходжи и сегодня печатают в Москве тиражами в сто тысяч экземпляров. Его статьи оскорбляют нашу историю и наш народ… Поэтому, Жежель, езжай в Белград и все останавливай без лишнего шума»[554].

Совещание компартий планировалось провести в два этапа. В первом, 14–16 ноября, должны были принять участие представители двенадцати партий. Приглашали и югославов. В ЦК СКЮ получили из Москвы проект декларации, которую должно было принять Совещание. Но, изучив этот проект, Тито и руководство СКЮ пришли к заключению, что он «не отвечает ни интересам социалистических стран, ни улучшению международной ситуации вообще». Югославы направили в Москву подробное обоснование своей позиции:

1) ряд оценок в декларации противоречит позициям, которые занимает СКЮ в отношении военных блоков и социалистического лагеря, а кроме того, югославские коммунисты считают, что социализм сегодня неидентичен государственным границам социалистических стран;

2) СКЮ на руководящую роль СССР в рабочем движении смотрит иначе — он признает, что Советский Союз имеет самые большие обязанности и самую большую ответственность перед рабочим движением, однако это не значит, что он является арбитром в идейных, организационных и других вопросах борьбы за развитие и укрепление социализма в мире;

3) в декларации вопрос борьбы против ревизионизма поставлен с ног на голову, а некоторые определения означают косвенное осуждение позиций и практики СКЮ, а с другой стороны, не подвергается критике настоящая ревизия марксизма-ленинизма, которую произвели Сталин и другие догматики.

Но югославская делегация все-таки поехала в Москву — ее возглавлял Кардель. Хрущев попытался убедить его участвовать в работе Совещания и подписать декларацию, а когда понял, что из этого ничего не выйдет, разозлился и, как вспоминал Кардель, начал кричать и обвинять югославов в двурушничестве. «Если бы здесь был Тито, мы бы договорились, — сокрушался Хрущев. — Он бы наверняка подписал декларацию».