Все становилось на свои места. Гарри не желал обесчестить Элис и предложил жениться на ней, чтобы исправить совершенное зло. Но, как истинный Хэвиленд, не захотел позорить себя и семью и привезти домой взявшуюся неизвестно откуда невесту, без денег и положения, выставить ее позор напоказ; в церкви, во время свадьбы, на которую, конечно, соберется весь город.

Поэтому он настоял на поспешной регистрации и возвращении в Ричлэнд, надеясь примирить непримиримое. И Элис согласилась, без сомнения, солгав при этом, что она—круглая сирота и не имеет родственников. Проницательный человек мог бы многое понять, хотя бы по фальшивой подписи на брачном свидетельстве.

Единственной ее ошибкой было, по мнению Уолли, то, что привыкшая к кочевой жизни девушка понятия не имела, что это такое – существование в маленьком провинциальном городке вроде Ричлэнда. Должно быть, она с ума сходила от скуки. Зачем она связалась с таким неопытным юнцом, как Гарри? Из-за денег? Вероятно. Вытянув из Гарри все сведения не только о размере состояния, но и о том, что именно он должен стать во главе семейного дела, Элис все взвесила и решила попытать счастья. Может, юность и желание иметь обеспеченное будущее стали ее союзниками. Не исключено, что она считала все это чем-то вроде приключения, попытки начать респектабельную жизнь, которая, бывает, и удается.

А может, была и другая – неизвестная, гораздо более сложная и темная причина.

В любом случае, действительность оказалась гораздо хуже, чем ожидала Элис – ей достались лишенный наследства муж, убогий домишко в бедном квартале и к тому же – нежеланная беременность.

Поэтому, выждав немного, она и сбежала с деньгами Гарри и попыталась вернуться к прежней жизни с Майком Фонтейном в Балтиморе, без сожаления оставив раздосадованного любовника и покинув мужа с ребенком, рожденным на месяц раньше положенного срока, оскорбив достоинство и благородство Гарри, покрыв его позором. Кто знает, какие чувства бушевали в нем? Ярость? Гнев? Стыд? А возможно, в Гарри зрела упорная решимость отыскать когда-нибудь жену.

Почему она не умерла?

Если бы только отыскать хоть одну ее фотографию!

Тюремщик усадил Уолли перед грязным окном с решеткой. Сыщик поднял трубку и заговорил, глядя в злобное морщинистое лицо собеседника по другую сторону решетки.

– Меня зовут Уолли Дугас. Я собираю сведения об одной молодой женщине, которая когда-то была близка с вашим братом Сэмми.

Бастер Фьоренцо – его настоящее имя было Васко – презрительно скривил губы.

Но Уолли с улыбкой продолжал:

– Звали ее, должно быть, Элис Крофорд, Элис Хэвиленд… хорошенькая девушка, каштановые волосы, возможно, блондинка. Голубые глаза. Прекрасная фигура, насколько мне известно.

Выражение лица в окне не изменилось. Темные глаза блестели, как раскаленные угли.

– Мистер Фьоренцо, – сказал Уолли. – Я вчера разговаривал с вашей сестрой в Кливленде. Она скучает о вас. Она очень больна, и лишние деньги ей не помешают. Я был бы рад помочь ей.

Выражение лица изменилось – упоминание о семье сломало лед.

– Ей необходимо лечиться. Она не хотела беспокоить вас, поскольку знает, что у вас нет денег, но у меня есть приятели-доктора на Среднем Западе. Люди, которые мне обязаны. Я, конечно, смог бы что-то сделать для вашей Анны-Марии.

– Настоящей она была девкой, – сказал Бастер Фьоренцо без всяких эмоций.

Сбитый с толку Уолли заколебался. Кого он имеет в виду? Собственную сестру?

– Простите…

– Эли. Я никогда не звал ее Элис. Просто Эли.

– Что значит настоящая?

– Лучше объясните, чем больна Анна-Мария, – нахмурившись, пробормотал Фьоренцо.

– Рак груди, – поморщился Уолли. – Ей сделали операцию, но лечение будет стоить немалых денег.

– Зачем вам понадобилась Эли? – подозрительно осведомился Бастер.

– Нужно узнать, что с ней случилось. Ни вы, ни ваша семья в этом не замешаны.

– Ну что ж… не туда ты пришел, приятель. Я вот уже двадцать лет ничего о ней не знаю. Обошлась моему брату в кучу деньжищ и смылась от него.

– Прекрасно, – кивнул Уолли. – Вы уже помогли мне. Просто расскажите обо всем, что помните.

– Классная была девочка, – пожал плечами Бастер. – Казалась такой приличной. Сэмми взял ее к себе, познакомил с нужными людьми. Оказалась хорошей шлюхой, неплохо зарабатывала. Не то, что всякое отребье – любила одеться хорошо. Но через некоторое время не пожелала работать. Жила с Сэмом как жена, тратила его денежки. Обвела его вокруг пальца…

Значит, Бастер Гатьел говорил правду.

Уолли был уверен, что речь идет об одной и той же женщине, несмотря на измененное имя.

– Что случилось потом?

– Сэма схватили легавые. Попался по глупости, получил пять лет, вышел из тюрьмы через полтора года. Только кошечка не захотела ждать. Зацапала все, что могла, взяла ребятенка и упорхнула. Больше мы о ней не слыхали. Сэм на стенку полез – он-то думал, она его ждет. Говорю же, тварь самая настоящая.

Уолли изо всех сил попытался скрыть удивление.

– Ребенок? У нее был ребенок?

– Ну да. Этим-то она и завлекла Сэмми. Бедная бездомная женщина с малышом. Сэм обожал детей, и Анна-Мария тоже. Она помогала Эли ухаживать за младенцем, пока Сэм был в каталажке. Но той плевать было на родственников. Ничего ей не было нужно, кроме денег. Сэмми она не подходила – делал все, лишь бы ей угодить. Только когда избавился от нее, стал нормальным человеком.

– Ребенок, – напомнил Уолли, тщательно выбирая слова. – Как его звали?

– Дай подумать… может Хани… не знаю. Совсем крошечная. По-моему, у нее вообще имени не было.

– Как она выглядела?

– Ну… как все малыши… совсем крошка.

– Волосы? Глаза? Бастер покачал головой.

– Снимков не осталось?

– Мы никого не снимали, приятель.

– Ладно. Теперь насчет даты, мистер Фьоренцо. Когда это было?

– Может в сорок девятом… или пятидесятом… Спроси Анну-Марию. Она эти вещи помнит.

Уолли кивнул. Анна-Мария Паоли, урожденная Фьоренцо, лежала в коматозном состоянии в кливлендской больнице: раковые метастазы пожирали ее заживо, и до конца осталось всего несколько недель или дней. Возможно, в полицейских архивах сохранилась дата ареста Сэмми Фьоренцо – тогда можно будет узнать наверняка.

– Сколько времени пробыла Элис с вашим братом?

– Год… полтора, – пожал плечами заключенный.

– Не можете сказать, сколько было ребенку, когда появилась Элис?

– Совсем маленькая… грудная. Помню, Эли меняла пеленки.